Выбрать главу

Невозможно: его грезы – из области фантастики, он не видел, как глаза мужчины из синих превращались в желтые, и с его матерью все тип-топ, бояться нечего, никто не умирает, это только чайка представляет опасность для моллюска. Джек закрыл глаза, и кабина пошла вверх.

Эта тварь из песка смеялась над ним.

Джек протиснулся в щель между дверьми, как только они начали расходиться. Пробежал мимо плотно сжатых ртов других лифтов, повернул направо в отделанный деревянными панелями коридор, поспешил мимо бра и картин к их комнатам. Здесь бег выглядел не таким святотатством. Они занимали номера четыреста семь и четыреста восемь – две спальни, маленькую кухню и гостиную с видом на уходящий в обе стороны берег и бескрайний океан. Его мать раздобыла где-то цветы, расставила их по вазам, рядом стояли маленькие фотографии в рамочках.

Джек в пять лет, Джек в одиннадцать лет, Джек, еще младенец, на руках у отца. Его отец, Филип Сойер, за рулем старого «десото», автомобиля, на котором он и Морган Слоут приехали в Калифорнию в невообразимо далекие времена, когда были такими бедными, что часто ночевали в машине.

Джек распахнул дверь с табличкой «408» – она вела в гостиную – и позвал:

– Мама? Мама?

Его встретили цветы, фотографии улыбались, но ответа не последовало.

– Мама!

За спиной захлопнулась дверь. Джек почувствовал, как в животе похолодело. Он метнулся из гостиной в большую спальню справа.

– Мама!

Еще одна ваза с высокими яркими цветами. Пустая постель, аккуратно застеленная, с накрахмаленным бельем. Покрывало так натянуто, что, кажется, брось четвертак – отскочит. На прикроватном столике – батарея пузырьков из коричневого стекла с витаминами и другими таблетками. Джек попятился. Через окно материнской спальни на него накатывали и накатывали черные волны.

Двое неприметных мужчин вылезали из неприметного автомобиля, протягивали к ней руки…

– Мама! – заорал он.

– Я тебя слышу, Джек, – донесся из-за двери ванной голос матери. – Что стряслось?

– Ох, – выдохнул Джек и почувствовал, как все тело расслабляется. – Извини! Я не мог понять, где ты…

– Принимаю ванну, – ответила она. – Готовлюсь к ужину. Надеюсь, возражений нет?

Джек понял, что в туалет ему не нужно. Плюхнулся в одно из мягких кресел и с облегчением закрыл глаза. С ней все в порядке.

ПОКА все в порядке, прошептал мрачный голос, и мысленным взором Джек вновь увидел воронку и вращающийся песок.

5

Проехав семь или восемь миль по прибрежному шоссе, они нашли ресторанчик под названием «Шато лобстеров» рядом с административной границей Хэмптона. У Джека остались сумбурные впечатления от прошедшего дня – он уже отходил от пережитого на пляже ужаса, позволяя дневным событиям блекнуть в памяти. Официант в красном пиджаке с вышитым на спине желтым лобстером проводил их к столику у широкого окна в дождевых разводах.

– Мадам желает что-нибудь выпить?

Глядя на свойственное межсезонью каменно-бесстрастное лицо уроженца Новой Англии, Джек подумал, что в водянисто-синих глазах официанта читается легкое презрение к его приталенному пиджаку от Ральфа Лорена и дневному платью матери от Халстона, которое та носила с восхитительной небрежностью, и почувствовал, как сердце сжалось от более привычного ужаса – тоски по дому. Мама, если ты на самом деле не больна, какого черта мы здесь? Здесь так пусто! Просто мурашки бегут по коже! Господи!

– Принесите мне бокал коктейля «Мартини», – попросила она.

Брови официанта приподнялись.

– Мадам?

– Лед в стакан, – пояснила она. – Оливку на лед. Джин «Танкерей» – на оливку. Потом… вы это уяснили?

Мамочка, ради Бога! Или ты не видишь его глаз? Ты думаешь, что ведешь себя обаятельно, а он думает, что ты насмехаешься над ним! Или ты не видишь его глаз?

Нет. Она не видела. Не могла поставить себя на его место, хотя всегда так остро чувствовала людей. На сердце Джека лег еще один камень. Мать уходила… во всех смыслах.

– Да, мадам.

– Потом, – продолжала она, – берете бутылку вермута – любого – и наклоняете над стаканом. Далее ставите бутылку на полку и приносите стакан мне. Так понятно?

– Да, мадам. – Водянисто-холодные новоанглийские глаза смотрели на его мать, не выказывая никаких теплых чувств. Мы здесь одни, подумал Джек, впервые до конца это осознав. Только мы, и никого больше. – Молодой человек?