Некоторое время она шла молча, сунув руки в карманы и глядя прямо перед собой.
—Отец не выдержал. Знал, что зрение никогда не вернется, и однажды заперся в библиотеке нашего красивого дома в Коннектикуте. Когда мы услышали выстрел, слуги пытались взломать дверь — тогда у нас еще были слуги, и они пытались взломать дверь. Я выбежала наружу, обогнула дом. И через окно увидела, что он сделал. Я разбила стекло, залезла внутрь. Подробностей не помню. Конечно, ничем помочь уже было нельзя. Мать впала в истерику, Марисса обезумела.
Гейдж молчал, но Сибил знала, что его не назовешь разговорчивым человеком. Она продолжила рассказ:
—После несчастного случая с отцом мы узнали о «существенных финансовых потерях», как это принято называть. А преждевременная смерть не позволила отцу компенсировать эти потери, и нам пришлось, если можно так выразиться, ужаться. На потрясение и горе мать — а она очень переживала — отреагировала тем, что отправила нас в Европу, а сама принялась сорить деньгами. Через год она вышла замуж за проходимца, который тратил еще больше, уговорил ее отдать ему большую часть того, что осталось, а потом бросил, устремившись за новой добычей.
Горечь в ее голосе была почти осязаемой, подумал Гейдж.
—Все могло обернуться хуже, гораздо хуже. Мы могли впасть в нищету, но вместо этого нам просто пришлось научиться жить скромнее и самим зарабатывать. Мать потом снова вышла замуж, за очень хорошего человека. Надежного и доброго. Мне продолжать?
—Да.
—Хорошо. В двадцать один год мы с Мариссой получили довольно скромное — по прежним меркам — наследство. К тому времени она уже успела выскочить замуж и со скандалом развестись. Она расшвыряла деньги, словно пятибалльный ураган. Теперь подвизается в модельном бизнесе — получаются вполне приличные снимки для журналов и плакаты, когда у нее есть настроение. Но больше всего на свете ей хочется быть знаменитостью, и она ведет жизнь знаменитости — по крайней мере, как она себе это представляет. В результате часто оказывается на мели, а в качестве валюты у нее остается лишь красота и шарм. Поскольку ни то ни другое на меня давно не действует, мы обычно на ножах.
—Сестра знает, где ты?
—Слава богу, нет. Я ей не сказала и не собираюсь. Во-первых, она хоть и заноза в заднице, но все же моя сестра, и я не хочу подвергать ее опасности. Во-вторых, и это чистый эгоизм, она меня раздражает. Марисса очень похожа на мать — до третьего брака, который утихомирил ее. А мне всегда говорили, что я копия отца.
—Значит, он был умен и сексуален?
Она слегка улыбнулась.
—Очень мило с твоей стороны — после того, как я все это на тебя вывалила. Я все время думала: а вдруг мое сходство с отцом означает, что я не справлюсь с утратами, которые неизбежны в жизни.
—Уже справилась. Ты разбила окно.
Сибил судорожно вздохнула, и Гейдж почувствовал в этом вздохе едва сдерживаемые слезы. Она взяла себя в руки — еще очко в ее пользу — повернулась и посмотрела на него своими глубокими черными глазами.
—Ладно. Ты заслужил это тем, что выслушал меня, а я тем, что правильно выбрала слушателя.
Сибил ухватила его за рубашку, приподнялась на цыпочки. Затем ее руки скользнули по его плечам, сомкнулись на шее.
Ее губы были жаркими, шелковистыми, обещающими. Они скользили по его губам, дразня и заигрывая. Ее аромат, пьянящий и сладкий, проникал в него, манил, словно согнутый палец.
Давай, еще немного.
Когда она попыталась отстраниться, Гейдж стиснул ладонями ее бедра, вновь заставил приподняться на цыпочки. Еще немного.
Она не жалела. С какой стати? Она предложила, он ответил. Разве можно жалеть, что тебя целуют тихой весенней ночью — мужчина, точно знающий, какого поцелуя она жаждет?
Глубокого и страстного, с намеком на укус.
И если пульс ее участился, а в животе что-то затрепетало, если эта проба вызвала волнение и огонь в ее теле, она предпочитала отдаться этому волнению, а не отступить, сожалея о сделанном. Поэтому когда она отстранилась, причиной тому было не сожаление, не осторожность, а ясное понимание того, что мужчины, подобные Гейджу Тернеру, уважают тех, кто бросает им вызов. Вне всякого сомнения, от этого они оба получат большее удовлетворение.
—Наверное, я немного переплатила, — сказала Сибил. — Сдачу можешь оставить себе.
Он ухмыльнулся в ответ.