Он вздрогнул, сморгнул тот момент, когда дверь за гостями закрылась, и он остался один.
— Эй, Хайкин, — негромко позвал он — где ты там?
Ковер позади него колыхнулся и в комнату вошел крепкий мужик, ум которого согнал с головы почти все волосы.
— Ну что?
Прежде чем ответить тот посмотрел на княжеские руки. Круторог держался за спинку кресла так, что кожа на пальцах побелела.
— Что скажешь?
На лице вошедшего читалось сожаление.
— Ничего, князь. В нем по-прежнему жива магия.
Спинка кресла в руках князя затрещала.
— Ты же волхв! Сделай что-нибудь!
Волхв покачал головой.
— Я знаю границу своей силы. И ты знаешь, как она велика, но убить его волшбой я не могу.
В гневе князь уронил кресло. Оно упало на ковер мягко и не страшно.
— За что держу тебя?
Волхв не испугался.
— Ты знаешь, князь, за что держишь. Разве знать, что твориться в Киеве или Гороховце для тебя не важно? Разве не важно для тебя, что с тех пор как я живу у тебя, несчастья обходят твою землю стороной?
— Сейчас мне другое важно! Его сила осталась при нем!
Круторог грохнул кулаком по столу. Тавлеи, что стояли там покатились по полу. Князь грозно задышал, словно бык в загоне, но бык понимающий, что загородку ему все же не сломать и не перепрыгнуть. Волхв обошел задыхающегося князя, стол, наклонился за фигурами.
— Что тебе еще? — Спросил князь. — Ступай.
— Это еще не все.
Волхв поднял голову над столом, и князю на мгновение показалось, что от него только и осталось, что эта голова.
— Есть новости куда как более плохие.
— Еще?
— Да, князь. Я знаю, как тебе хочется его смерти, но…
— Что «но»? Что «но»?
Князь вспыхнул и остыл. Разочарование лишило его сил. Уже спокойно, что бы подчеркнуть свою силу и власть над волхвом сказал.
— Знай свое место, звездочет.
Волхв, чуть улыбаясь, склонил голову.
— Нет необходимости напоминать мне об этом. Я и сам знаю свое место. Я должен быть помыслами впереди тебя отвращать несчастья с твоего пути..
Он поднялся из-за стола и стал во весь рост. Неугодливый, сознающий свою силу и нужность князю.
— Я всегда был честен с тобой. Честен и сейчас. Если ты не хочешь слышать то, что я хочу сказать — скажи об этом и я промолчу.
Князь стоял, сжимая злобу в себе до размеров горошины.
Знание было большим искушением. Как и все в этом мире оно имело свои темную и светлую стороны. Проникать в тайны, скрытые ото всех, было приятно и полезно, но видеть в предсказаниях предначертания Богов, неколебимые и не разрушаемые — горьким страданием. Волхв знал это не хуже князя и поэтому спокойно ждал.
— Говори — наконец сказал он.
— Главная опасность сейчас не в нем. Их не двое — Пятеро. Трое остались во дворе. В двоих из них магии намного больше, чем в твоем враге.
Князь шагнул к окну. Их действительно было пятеро.
— Кто?
— Воин без лица и мужик без оружия. В этом магии гораздо больше, чем в твоем враге. Одно хорошо. Разум его спит.
— Он сильнее тебя? — спросил Круторог, ожидая, что волхв возразит ему, но Хайкин спокойно ответил.
— Не знаю. В магии важна не только сила, но и умение. Тут как с оружием. Не всякий, кто имеет самый длинный, и тяжелый меч обязательно победит в схватке. Побеждает обычно тот, кто искуснее обращается с оружием.
Круторог отошел от окна. Волхв был прав. Чаще всего умение брало верх над силой.
— Что говорят звезды?
Волхв поставил фигурки на доску, отряхнул руки.
— Сегодня ночь перемен. Первую половину ночи счастье будет на стороне воров и убийц, а вторую — на стороне тех, кто их ловит. Боги играют…Счастье сегодня будет переменчивым.
Он подбросил в воздух фигурку корабля, что поднял с пола.
— Надеюсь, князь обратил внимание на то, что его враг не владеет правой рукой?
Князь рывком поднял голову и улыбнулся. Он посмотрел на волхва, но тот ничего не сказав только кивнул головой.
— Проверить!..
Как самых дорогих гостей их отвели в княжескую баню. Девки-прислужницы попытались, было увязаться следом, но Избор выгнал их всех. Баня была княжеской, хоть и топилась она по черному, как у последнего смерда, но банщик был искусный, да и квас, которым плескали на камни, тоже был не простой, и веники… Что говорить — княжеская баня и все тут.
Они вошли внутрь втроем. Дурак наелся пряников и уснул. Добрый Шкелет остался рядом с ним за няньку.
Они несколько мгновений прислушивались к женской трескотне за стеной — наверняка девки обсуждали странное поведение заезжих богатырей, а потом начали раздеваться.
Исин кивнул на стенку, отделявшую их от женщин.
— Обиделись?
В голосе его Гаврила уловил желание сбегать, позвать назад.
— А не много тебе, хазарин? — спросил Гаврила. Он с трудом стаскивал с себя рубаху. Кольчуга тяжелым железным комком уже лежала у его ног. Кряхтя, он нагнулся за ней и аккуратно положил на сухую лавку. Избор посмотрел на него и присвистнул. Всю правую сторону плеча заливал багровый синяк.
— Горазда же лягаться эта лесная нечисть…
Гаврила проследил за его взглядом и пожал плечами.
— Жив остался — и на том спасибо… Ей к тому же больше досталось…
Избор вспомнил желтые пальцы на зеленой траве, копошащиеся, словно червяки и передернул плечами от отвращения. Что бы отвлечься, сказал.
— Тебе сейчас девка на пользу бы пошла. Кровь бы погонял…
— Нагонялся… — ответил он сквозь зубы, стаскивая штаны. Штанина зацепилась, он неловко запрыгал на одной ноге и грузно опустился на лавку. Пальцы на полу шевельнулись.
— Вон мозоли даже..
Он постоял согнувшись и длинно и тоскливо выругался. Избор уже раздевшийся и пристроивший поверх одежды меч повернулся.
— Что это ты? Неужто баня не нравится?
— Князь хорош…
— Князь как князь. Своего не упустит, да и чужое мимо рта не пролетит.
— Жар-птицу ему, сапоги… Наслушался сказок…
Гаврила оглянулся на дверь. Они, вроде, были одни, шумно плескался водой Исин, но Избор, предусмотрительно наклонившись к гавриловскому уху, прошептал.
— Мы ему нынче ночью страшную сказку расскажем…
В хоромах, что им выделил князь, все было уважительно — и постели и стол и еда на столе. Заложив дверь засовом, Избор обернулся. Все тут было так же, как и в той корчме, где они собрались в первый раз. Только вместо княжны на лавке рядом с Исином сидел Добрый Шкелет. Между ними так же стоял кувшин браги, правда с едой было лучше. С княжеской кухни им пожаловали дичи, поросенка и разной мясной мелочи.
Гаврила из-под насупленных бровей оглядел княжеское изобилие. На душе было гадко. То о чем он думал, было плохой платой за княжеское гостеприимство.
— Что приуныл? — спросил его Избор, и сам думавший о том же. — Неужто совесть заела?
Ни тот, ни другой, ни сказали не слова о летучем корабле, точнее о том, что должно произойти с ним этой ночью. Они не боялись, что их услышат, просто и для одного и для другого цепь поступков, которые им предстояло совершить, была настолько очевидной, что не требовала обсуждения. У них не было выбора. Добром им корабль не дали, значит, нужно было его украсть.
На вопрос Гаврила не ответил
— Или христиане не воруют?
Почувствовав подначку, Гаврила ответил.
— Угадал. Не воруют. У нашего Бога закон — «Не укради!»
— Как же так. — удивился Избор — Что ж мне одному идти?
— Христиане не воруют — еще раз сказал Гаврила — Христиане взаймы берут…
— И что, всегда отдают, что взяли? — с интересом спросил Исин.
— Как получится…
Гаврила поднялся. Богословский диспут его сейчас не интересовал. Он широко перекрестился.
— Ну, с Богом! Пошли.
Исин встал и вместе с ним поднялся Шкелет. Избор махнул рукой.
— Ты-то куда? Сиди. Охраняй дурака. Добудем корабль — залетим.