Наконец он откинулся назад и блаженно закрыл глаза. В набитом брюхе кишки, словно волки, бешенные от зимней бескормицы, грызли мясо. А в голове вертелась мысль, что в этом мире проходит все, в том числе и желание хорошо поесть.
Все еще с закрытыми глазами спросил.
— Ну, что у вас? Просьбы, пожелания?
Требовалось от него не так много.
Только это не имело, к сожалению, для него никакого значения. Так как он не мог сделать даже такой малости, что была нужна этим людям. Нужно было вылечить человека. Княжну.
Он открыл глаза.
— От чего?
Была у него слабая надежда, что у этой княжны колотая или рубленая рана, ну может еще вывих или перелом… Приходилось все-таки пользовать.
— Хороший вопрос. — сказал бритоголовый — Если на него ответишь, считай на половину вылечил.
— Замолчи, Ханукка — оборвала его женщина. На Избора она смотрела осторожно, с опаской. Он почувствовал, что женщина боится его. Не как мужчину — рядом стоял Ханукка — а как часть той страшной и непонятной силы, которая превосходила по мощи власть князей и каганов и от которой и Ханукка не защитит. Он посмотрел на нее. Она побледнела, часто задышала, коснулась какой-то безделушки на шее, наверное, отгоняя злых духов. Избор усмехнулся.
— Я ваших княжон не портил. Что мне ее лечить?
— А кому?
Ханукка подошел поближе, заслонив женщину. В глазах его запрыгали гневливые огоньки. Уыважения к волхву у него не было никакого. Такой разговор был ему не по нутру.
— Я тебя для того и из норы вытащили, ведун, чтоб ты княжну пользовал.
Он подошел так близко, что Избору, что бы оглядеть его от одного плеча до другого ему пришлось повернуть голову. Хазарин был здоров звериной силой, плечи бугрились мышцами и старыми шрамами. От него пахло крепким лошадиным потом, дорогой, раскисшей землей. Он пах свободой. Волей. Избор судорожно сглотнул. Другого пути у него не было.
— Ладно. Помогу.
Женщина облегченно вздохнула, и он поспешил добавить. — Только не сейчас.
— Сейчас. — жестко сказал Ханукка — Вставай, пойдем к княжне.
— Да я сейчас не то, что рукой — языком еле шевелю. Мне надо в силу войти, а то я вам такого наколдую — отказался Избор.
— Отъемся и сбегу — подумал он — Мало ли дел у волхва в дальних местах? Травы набрать или камней… Под деревом посидеть, подумать.
Ханукка словно почувствовал его мысли.
— Ты, пещерник, не входи в нее, а бегом вбегай.
Бритоголовый недобро щурился. Похоже было, что он тоже начал разбираться в Изборе и увидел в нем не колдуна и знахаря, а подобного себе война. Избор запоздало вспомнил, что единственный волхв, которого он знал, обходился в обед горстью семечек.
— Это кому лучше? — спросил он, принимая вызов.
— Тебе, однако. А плохо пойдешь — плетью погоню!
Он засмеялся, и вместе с ним засмеялись все, кто был рядом. Кровь бросилась в голову Избору. Мясо в брюхе будило силу и гордость.
— А в жабу?
Ханукка не растерялся. Он даже, кажется, надеялся на такой ответ.
— А в морду?
Избор осекся. Дурная сила от мяса уже вошла в кровь и творила с ним все что хотела. Удаль бойца, а не мудрость волхва вела его прямиком к неприятностям. Воинский подвиг, коего так жаждало съеденное мясо, можно было совершить прямо не сходя с места. Хоть сейчас. До Ханукка было рукой подать.
Перед глазами Избора туда-сюда покачивался кончик хазарской плетки. Чуть выше нее висел его кулак, размером и цветом походивший на плетеное из не ободранной лозы древлянское лукошко. Он выглядел не менее внушительно. Особое с корзинкой сходство доставлял узловатый большой палец, оттопыривающийся на вроде ручки. Драться с ним сейчас означало дать хазарину убить себя. Избор не испугался. Он только правильно все взвесил. Откинувшись назад, твердо сказал.
— Десять дней. Не меньше. А потом лечить начну.
Он зашлепал губами, словно хотел еще что-то сказать, но не мог. Женщина, перебарывая страх, наклонилась к нему, и он прошептал.
— Наружу… Вынесите меня наружу… Воздуху.
Пора было осмотреться и начинать готовить побег.
Женщина кивнула. Его подхватили и чуть не бегом вынесли наружу. Он раскрыл глаза пошире и тут же захлопнул веки, словно получил обухом по лбу.
Сразу же за порогом начиналась весна. Для него это было странно. Он попал в нее сразу из поздней осени, и ему еще предстояло разобраться, одну зиму он пропустил или несколько. Лагерь стоял посреди поля, и ветер кружил по нему запахи подсыхающей земли. Вокруг стояло несколько шатров. Чуть поодаль у оврага заросшего кустами стояли повозки. Лошадей он увидел только трех, но это ничего не значило. Где-то рядом, верно в овраге, должны были быть еще. Судя по шатрам и повозкам хазар должно быть около трех десятков. Сила. Избор поскреб голову. Что их выгнало в путь в такую пору?
На Руси это было время спокойствия. Снег стаял и вместе с ним сгинули санные пути. Проторенные по руслам рек дороги превратились в грязь и воду, рабочая скотина, стосковавшаяся за зиму по зелени, тянулась за каждой травинкой. Но зелени еще было мало. Тем, кто путешествовал, приходилось тащить с собой еще и корм для лошадей. Воевать без дорог и без еды было слишком накладно. Только крайняя нужда могла кого-то заставить сейчас путешествовать через Русь.
Избор думал об этом сперва отстранено, а потом уже сосредоточенно. Он не хотел им зла. Все-таки они сделали доброе дело, достав его из пещеры, только вот неясно было, чем это для него кончится. Яйцо тоже достают из-под курицы, но так уж складывается его судьба, что будь у него воля и возможность выбора, то оно осталось бы лучше лежать там, где и лежало. Тем более что сам Избор совсем не был яйцом, точнее не был тем, за кого его принимали, и судьба его должна была решиться очень быстро. Волхвовать он умел только булавой и мечем. Вот это у него получалось неплохо.
Он попытался сесть. Услужливые руки поддержали его спину, сунули туда что-то мягкое. Сидя стало видно, что вдалеке, у самого края земли зубрились горы. С другой стороны такой же дальней полосой землю и небо склеивал лес. Где-то за ним стоял Киев, сидел на престоле князь Владимир.
— Наверное сидит — поправил себя Избор. Он так и не разобрался сколько же времени он провел в пещере. Год, два, а то и больше.
— Лошадь нужна — подумал Избор — Лучше две. Оружие. Доспехи. Если все это будет, в неделю можно добраться.
В небе свистнула птица. Он отвлекся, посмотрел чуть левее.
— А ежели туда, то в Чернигов можно, к князю Черному.
Птице в небе кувыркалась, хватала летучую мелочь. У Избора вновь засосало в животе. Рядом с ним неловко опершись на копье, стоял низкорослый, тонкий в кости хазарин.
— Как звать?
Хазарин покосился опасливо. Он был при мече, копье, но волшебника боялся.
— Исин.
— У вас от вчерашнего что-нибудь осталось, наверное? Так принес бы волшебнику…
Шесть дней пролетели незаметно. Избор только ел да спал. Сила возвращалась в него мощным потоком. То ли еда, то ли это было волшебство настоящего пещерника все так и задумавшего, но жизнь возвращалась в него стремительным напором, словно разбуженный солнцем ручей. От этого по утрам он чувствовал себя лягушкой, которую надувают дети. Сила распирала его, просилась наружу.
Все бы ничего, но Ханукка ходил вокруг него кругами, словно щука около карася. Это был единственный человек в караване, которого Избор всерьез опасался. Не то что бы тот был сильней, но не было в нем еще прежней ловкости. На людях он еще не вставал с ложа, но ночью, когда никто не видел, пробовал силу, проделывая то, чему сам учил дружинников.
На четвертый день бритоголовый пришел с четырьмя войнами.