Другие лошади бросились к деревне, как коровы к овсу. Кобыла Тома Уивера проявляла меньше энтузиазма и спускалась, насторожив уши и поводя ими, прислушиваясь к незнакомым звукам, несущимся ей навстречу. Пользуясь минутной отсрочкой, Лоретта с интересом наблюдала за людьми, бросившимися навстречу, чтобы приветствовать возвращающихся воинов. Ее сердце учащенно забилось, когда она представила себе, как те же самые люди бросаются к ней. Крики, смех, слова приветствий носились в воздухе вокруг нее, рикошетом отлетая от деревьев.
Мужчины проехали через лагерь, по всем тропам между вигвамами, приветствуя всех. Стайка грязных, полуодетых детишек, весело лопоча, следовала за ними. Среди всеобщего возбуждения две лохматые собаки затеяли драку и в потасовке чуть не сбили стойку с мясом. Невысокая, стройная женщина в одеянии из оленьей кожи погналась за ними с палкой.
Лоретта никогда не видела такой суматохи. Люди появлялись из кустарниковых зарослей перед вигвамами, размахивая руками и смеясь. Сквау, которые были заняты приготовлением пищи, снимали свои горшки с костров и торопились поприветствовать своих сыновей, братьев, мужей и любовников.
Повсюду, куда бы ни посмотрела Лоретта, то, что она видела, напоминало ей о том, где она находится. У горевших не в полную силу костров лежали матрацы из шкур. Причудливо разрисованные боевые щиты стояли возле большинства вигвамов. С перекладин над кострами свисали оловянные горшки. Бизоньи желудки, раздувшиеся от воды, висели на стойках. Кошмар белой женщины — деревня команчей.
Охотник направил лошадь прямо в толпу, его рука сжимала талию Лоретты, тело было напряжено. Когда толпы людей прижались к его лошади, она почувствовала, что его плечи наклонены вперед, чтобы прикрыть ее. Бесполые лица плыли перед нею одним коричневым пятном. Все они были враждебными и злыми. Потянулись руки. Жестокие пальцы хватали ее за штаны, прихватывая вместе с тканью кожу. Задыхаясь от ужаса, она прижалась к своему господину.
— Ob-be mah-e-vah, прочь с дороги! — проревел Охотник. Взмахом руки он оттолкнул нескольких. — Kiss! Mah-ocu-ah, kiss! Прекрати, женщина, прекрати!
Боль пронзила кожу на голове Лоретты. Крик вырвался из ее горла, а сама она качнулась вбок. Женщина схватила ее за волосы и, казалось, не собиралась с ними расставаться. С ревом Охотник откинулся назад и, поставив ногу на грудь женщины, толкнул ее с такой силой, что она растянулась в толпе. Часть волос Лоретты осталась у нее в кулаке.
Затем Лоретта услышала хриплый женский голос, перебивший общий шум. Толпа расступилась, пропуская высокую, полную женщину. Она размахивала над головой длинной деревянной ложкой, которой время от времени била по головам на своем пути. Ее коричневые глаза излучали гнев. Приблизившись к Охотнику, она остановилась, широко расставив ноги, уперев руки в бока и не отрывая глаз от Лоретты. Хаос вокруг нее стал успокаиваться, как оседающая пыль.
Лоретта почувствовала, что должно произойти нечто важное, и это связано с нею. Она смотрела на женщину, боясь пошевелиться, не в состоянии глотнуть. Классические черты лица сквау задели в ней какую-то струну, показались знакомыми каким-то неопределенным образом. Густые пряди волос опускались на широкие плечи, серебристые пряди перемежались с прядями цвета черного дерева. Она была красива и некрасива. В ее лице, словно высеченном из камня, было выражение высокомерия и чего-то невежественного. Одеяние из оленьей кожи, облегающее фигуру, свидетельствовало о полном, но хорошо сложенном теле. А ее глаза… Прямой, пронзительный, странно знакомый взгляд смерил Лоретту с ног до головы. Сколько раз Охотник смотрел на нее подобным образом?
Осознание медленно пришло к ней. Черты лица, как бы высеченные из камня, полные, красивой формы губы, резко очерченный подбородок и надменное выражение лица. Мать ее господина.
Взгляд женщины встретился с глазами сына, и она улыбнулась. Переведя взгляд снова на Лоретту, она сказала:
— Eln man-suite mah-zi-ich-ket?
— Моя мать, Женщина Многих Одежд, спрашивает, не хочешь ли ты кушать?
Лоретта энергично покачала головой, прижавшись теснее к его груди. Быстро прикинув, она решила остаться с Охотником. Он наклонился так, чтобы заглянуть ей в глаза.
— Ты не будешь бояться. Моя мать будет разбивать головы. Твой хороший друг. Ты должна ей доверять.
Лоретта пробежала взглядом по стене тел, одетых в кожу, и впервые прижалась еще теснее к обнимающей ее руке своего господина. В глубине его глаз что-то зашевелилось, согревая ее теплом. Что-то, похожее на улыбку, промелькнуло в суровом выражении его рта, а пальцы плотнее прижались к ее ребрам. Подняв голову, он что-то сказал на языке команчей.
Женщина кивнула в знак согласия и повернулась, разгоняя зевак в стороны. При этом ее ложка выбивала звонкую дробь на головах медленно расходившихся. Охотник засмеялся, и колебание его груди передалось лопаткам Лоретты в то время, как он направил кобылу по дороге, расчищенной матерью. Толпа образовала стены по обе стороны от них, несколько отступив только тогда, когда лошадь остановилась перед вигвамом. Когда он сделал движение, чтобы спешиться, Лоретта вцепилась в его запястье в страхе от того, что он может покинуть ее.
— Yo-oh-hobt pa-pi! Yo-oh-hobt pa-pi! — кричала маленькая девочка, приплясывая вокруг кобылы. Ее глаза-пуговки сияли, ее пухлый коричневый зад дергался так сильно, что с нее вот-вот должна была свалиться набедренная повязка.
— Ein mah-heepicut?
Охотник оторвал вцепившиеся пальцы Лоретты от своей руки и соскользнул с лошади. Улыбаясь ребенку, он наклонился и укрепил веревку, удерживавшую набедренную повязку.
— Huh, ga. — Взглянув на Лоретту, он сказал: — Она Желтые Волосы, и она моя.
Ребенок застыл на мгновение, а затем кинулся к матери Охотника.
— Kaku, бабушка! Yo-oh-hobt pa-pi, Желтые Волосы! Hah-ich-ka po-mea, куда она идет?
Охотник снял Лоретту с лошади и, держа ее на руках, прокладывая дорогу своим плечом, направился в вигвам. Его мать и племянница застыли позади него на некотором отдалении, в то время как он, войдя в вигвам и оглядевшись вокруг, направился к стоявшей в глубине кровати на ножках. Когда он уложил ее, Лоретта утонула в нескольких слоях шкур, мягких, как гагачий пух.
В вигваме потемнело от загородивших вход людей, желающих заглянуть внутрь. Слабость и усталость затуманили сознание Лоретты и затруднили зрение. Она моргала и пыталась сесть, в страхе что Охотник покинет ее. Если бы он ушел, эти люди ринулись бы к ней.
Он положил ей на плечо тяжелую руку.
— Ты будешь лежать тихо. — Повернувшись ко входу, он закричал: — Меа, уходите!
Лоретта вздрагивала при каждом изменении тона его голоса.
Ребенок прыгнул на кровать, приземлившись на четвереньки, круглое личико расплылось в улыбке.
— Hein nei nan-ne-i-cut?
— Как тебя зовут? — перевел Охотник, нагибаясь над кроватью и ласково ероша волосы девчушки.
— Loh-zhett-ah, eh? Tohobt Nabituh, Голубые Глаза. — Лоретте он сказал: — Дочка Воина, To-oh Hoos-cho, Черный Дрозд.
Черный Дрозд захихикала и посмотрела на бабушку, которая наблюдала за происходящим с противоположной стороны.
— Loh-zhett-ah!
Лоретта подвинулась к изголовью кровати, чтобы опереться спиной об упругую кожаную стенку. Маленькая девочка последовала за нею, протянув маленькую коричневую ручку и легко коснувшись оборок на штанах Лоретты. Лоретта смотрела на нее. Наконец нашелся хоть один индеец, к которому она не испытывала отвращения с первого взгляда. Ей захотелось обнять девочку. По мнению Лоретты, ей было около трех лет, может быть, четырех.
Пока Черный Дрозд удовлетворяла свое любопытство в отношении Лоретты и обследовала ее всю от головы до пальцев ног, Охотник вел непонятную беседу со своей матерью. По его жестам Лоретта догадалась, что он рассказывает, как его пленница отказывалась от пищи и воды и что к ней вернулся голос. Выражение озабоченности промелькнуло на лице старой женщины.