Джек стал рвать ягоды, пригоршнями запихивая их в рот. Они были восхитительно сладкими и душистыми. Улыбаясь (его рот мгновенно перепачкался ежевичным соком), думая, что, наверное, совсем сошел с ума, он нарвал вторую пригоршню… потом третью. Это было очень вкусно, хотя позже ему пришло в голову, что эти ягоды — не совсем ягоды; некоторые из них состояли из чистого воздуха.
После четвертой пригоршни Джек зевнул. Кусты, казалось, шептали: хватит, довольно. Он еще раз зевнул и медленно поплелся на север, стараясь все внимательно рассмотреть.
На мгновение он приостановился и взглянул на солнце, которое выглядело маленьким и уже не таким ярким. Есть ли у него оранжевый ободок, как рисуют на старых картинках? Джек думал, что есть. И…
Перебив ход его мыслей, справа раздался чей-то неприятный крик. Джек повернулся на крик, и остолбенел. Это была чайка, но размером с орла. Ее маленькая белая головка склонилась набок. Она злобно щелкала клювом, огромные крылья поднимали ветер. Внезапно она бесстрашно атаковала Джека.
Без всякой связи с происходящим ему в голову пришла мысль о матери.
Он быстро обернулся на север, куда собирался идти. Крики чайки были настойчивы, подобно внезапному чувству голода, когда кажется, что умираешь, если не проглотишь хоть кусочек.
Он увидел флажки на возвышении — там мог бы быть гигантский павильон. «Там должна находиться Альгамбра», подумал Джек. И тут на него спикировала чайка. Он увернулся, но она сразу же возобновила попытку, раскрыв клюв и обнаружив грязно-розовое небо, что напомнило мальчику вчерашний эпизод. Затем чайка отлетела на некоторое расстояние и приземлилась. На Джека пахнуло запахом рыбы.
Чайка вновь собиралась в атаку.
— Пошла вон! — громко крикнул Джек. Его сердце гулко стучало, губы дрожали, во рту пересохло, но он не хотел удирать от чайки, пусть даже такой большой. — Пошла вон!
Чайка опять щелкнула клювом… и еще раз, как будто хотела сказать что-то.
Чайка кружила над Джеком, щелкая клювом, буравя мальчика черными глазами. Плохо осознавая, что он делает, Джек откупорил зеленую бутылку и сделал глоток.
Снова ужасный вкус напитка заставил его зажмуриться, а когда Джек смог открыть глаза, то обнаружил, что стоит, как болван, возле таблички, на которой были изображены двое бегущих детей: мальчик и девочка. Надпись гласила: «ОСТОРОЖНО, ДЕТИ!» Чайка кружила вокруг, не пытаясь больше нападать на него.
Он не мог понять, где он. В животе внезапно заныло. Ноги подкосились, и он сел возле таблички.
Внезапно мальчик глубоко зевнул, раз, потом другой, и спазм в животе начал ослабевать.
«Это все чертовы ягоды, — подумал он. — Зачем я пожадничал?»
Джек понял, что вернулся в обычный мир. В Территориях он успел сделать не более шестидесяти шагов, но…
Позади светились неоновым светом большие красные буквы: АРКАДИЯ. Хотя у него было отличное зрение, надпись сейчас была так далеко от него, что он едва сумел ее прочесть. Справа виднелась гостиница, внизу шумел океан. В Территориях он прошел полторы сотни футов. Здесь он очутился в полумиле от дома.
— Боже правый! — простонал Джек и закрыл лицо руками.
— Джек! Джек, мальчик! Странник Джек!
Голос Смотрителя раздался из старой мусороуборочной машины; Джек увидел это чудо техники, за рулем которого сидел его друг.
Мотор взревел и захлебнулся. Джек быстро взобрался в кабину.
— Все в порядке, Джек?
Мальчик протянул старику бутылку.
— Когда лекарства бывают вкусными, Странник Джек?
— Наверное, никогда, — ответил мальчик.
К нему медленно возвращались силы.
— Теперь ты веришь, Джек?
Мальчик кивнул.
— Не так. Скажи это вслух.
— Территории, — выговорил с трудом Джек. — Они там. Они существуют. Я видел птицу… — он замолчал и вздрогнул.
— Какую птицу? — резко спросил Смотритель.
— Чайку. Огромную чертову чайку. Ты не поверишь. — Он подумал и уточнил. — Нет, я думаю, ты поверишь. Другие — нет, но ты поверишь.
— Она что-нибудь говорила? Многие птицы там говорят. В основном всякую чепуху, но иногда в их словах есть смысл.
Джек кивнул. Он слушал Смотрителя, и ему вновь становилось легче.
— Я считаю, что она говорила. Но это было, как… — он задумался. — Так говорил один мальчик в школе Ричарда в Лос-Анджелесе. Брендон Левис. У него был дефект речи, и его слова было очень трудно понять. Птица говорила так же. Но я понял, что она хотела сказать. Она хотела сказать, что моя мама умирает.