Не знаю, не знаю… Ничего не могу тебе посоветовать.
А потом его охватил страх перед чем-то. Даже не страх — ужас.
Наверное, он хочет, чтобы мы поскорее ушли, потому что боится, что нас поймают. Вот и все. Он боится меня. Боится, подумал Джек.
— Пойдем, — сказал Капитан. — Пойдем, ради Иосии!
— Ради кого? — спросил Джек, окончательно сбитый с толку, но Капитан не ответил, он уже подталкивал Джека к двери. Потом резко повернул влево и потащил Джека по коридору, деревянному с одной стороны и брезентовому, пахнущему плесенью — с другой.
— Но сюда мы шли по-другому? — удивился Джек.
— Нам нельзя больше показываться на глаза тем людям, — шепнул в ответ Капитан. — Это люди Моргана. Помнишь того худого? Кожа да кости?
— Да. — Джек вспомнил холодную улыбку, колючий взгляд стеклянных глаз. Глаза всех остальных не выражали ничего, но у этого… У этого взгляд был тяжелый, безумный. И еще: он был знаком Джеку.
— Осмонд, — сказал Капитан, поворачивая направо.
Запах жареного мяса стал намного сильнее: теперь воздух был просто пропитан им. Джеку никогда в жизни так сильно не хотелось мяса, как сейчас. Он был напуган, издерган, он устал… Но рот до краев наполнился слюной.
— Осмонд — правая рука Моргана, — объяснил Капитан. — Он слишком хорошо видит, и я не хотел бы, чтобы он увидел тебя еще раз.
— Что вы имеете в виду?
— Тссс! — Капитан еще сильнее сжал и без того онемевшую руку Джека. Они проходили мимо широкой двери, скрытой за занавеской. Сплетенная из джутовых веревок, широкая и грубая, она была похожа на сеть. Даже кольца, на которых она висела, были не металлическими, а костяными.
— Теперь кричи! — выдохнул Капитан Джеку в ухо.
Он отодвинул занавеску и втолкнул Джека в огромную кухню, благоухающую сотней ароматов (запах мяса преобладал) и наполненную дымом и паром. Джек увидел огнедышащие пасти жаровен, каменные столбы дымоходов, женские лица под белыми колышущимися косынками. Несколько из них склонились над длинным железным корытом на деревянных подпорках и терли горшки, кастрюли и прочую кухонную утварь. Их лица были красными и мокрыми от пота. Другие стояли у длинного стола, протянувшегося из одного конца кухни в другой, и чистили, разделывали, резали, шинковали. Одна женщина ставила в духовку пироги. Все они уставились на Джека и Капитана.
— И чтобы это было в последний раз! — взорвался Капитан, тряся Джека, как кот трясет мышь, в то же время не переставая толкать его через всю кухню к дверям в противоположной стене. — Последний раз, слышишь меня! Если ты еще раз когда-нибудь не сделаешь то, что тебе велено, я спущу с тебя шкуру и сделаю отбивную!
Шепотом Капитан добавил:
— Они все запомнят и про все разболтают, так что кричи, кричи громче!
И в миг, когда Капитан со шрамом волок его через жаркую кухню за воротник и руку, Джека посетило ужасное видение. Он увидел свою мать, лежащую на смертном одре, накрытую белой прозрачной тканью. Она лежала в гробу, одетая, как героиня фильма «Сдают тормоза»; ее лицо все четче и четче вырисовывалось в сознании Джека, и он заметил, что в ушах у нее — тонкие позолоченные сережки, которые он подарил ей к Рождеству два года назад. Потом лицо изменилось, подбородок округлился, а нос заострился, волосы приобрели более светлый оттенок и стали волнистыми. Теперь в гробу лежала Лаура де Луизиан. И сам гроб уже не был обычным траурным ложем. Он напоминал старинную деревянную домовину викингов (на самом деле Джек не имел понятия о том, как выглядит домовина и как викинги хоронили своих покойников). Такой гроб легче было представить окруженным множеством факелов, чем зарытым в землю.
Лаура де Луизиан была одета в белое платье его мамы, платье из фильма «Сдают тормоза». И в ушах у нее были сережки, те самые, которые дядя Томми помогал ему выбрать в магазине в «Беверли-Хиллз».
Внезапно слезы горячим и плотным потоком залили его лицо — самые настоящие, непритворные слезы. Он плакал не только по матери, но по обеим ушедшим женщинам, умершим в разных концах Вселенной, но связанных невидимой нитью, которой никогда не суждено порваться.
Сквозь слезы он разглядел высокую мужскую фигуру в белом. Фигура двигалась прямо к нему. На голове у мужчины вместо шляпы был завязан красный платок. Джек решил, что платок — нечто вроде знака отличия главного повара от остальных. Повар опасно размахивал деревянной трезубой вилкой.