Не понимал я еще тогда и той дрожи голоса, которым венская продавщица произносила «Унзер Кайзер»… Да, потому что он действительно был их, вырос среди них и с ними, радовался их радостям, грустил их грустью. А ведь я был сыном народа, у которого не было «нашего» кайзера, ни наших синих шеренг с песнями и стуком сапог об уличные камни…
И вот однажды возвращались мы с тренировки. Измученные, голодные, покрытые пылью и потом, струйками стекавшим по нашим лицам, шли мы по венским улицам. Был полдень. Осеннее солнце еще хорошо припекало, увеличивая тяжесть моего рюкзака, ружья и патронташей, а ноги с все большим напряжением старались удержать шаг.
На одном из перекрестков мы остановились, потому что дорогу заслонил грузовик, который не мог двинуться с места. Раздались многочисленные восклицания «хайль», замахали платки в воздухе, западали цветы на шеренги солдат, какой-то толстый немец подбежал и начал раздавать папиросы, а какая-то Гретхен или Лицци угощала шоколадом военных.
Я стоял и, утомленный долгим маршем, задумчиво смотрел сквозь себя. Вдруг меня охватило какое-то странное чувство, будто кто-то за мной пристально наблюдает. Я поднял глаза и увидел на краю тротуара какую-то даму в черном. На миг наши взгляды встретились и мое сознание начало словно рассеиваться, исчезало чувство действительности, понимания, где я и что со мной. Какой-то неясный проблеск мысли мелькнул в мозгу, что я где-то, не знаю где, видел эти глаза.
Ах, да… Видел и слезы в них — да — это же глаза моей матушки, заплаканные глаза, долго глядевшие мне вслед, когда я, попрощавшись с ней, шел на войну…
Словно сквозь сумерки, окутавшие все вокруг, я видел, как дама подошла ко мне, что-то вложила мне в руку со словами: «Гот шице зи, майн кинд, нур бехальтен зи дас иммер — гехен зи — иммер», вернулась к тротуару и скрылась среди толпы. Минута или две прошли, а я стоял, не отдавая себе отчета в случившемся. Наконец мы тронулись, я ушел, сжимая в руках подарок незнакомки в черном, и долго не решался взглянуть на него.
Это оказался маленький серебряный медальон с вырезанным образом Мадонны. Так вот и стал он мне талисманом, — окончил Березюк свой рассказ, — хотя сначала я не придавал значения этому странному приключению, и даже забыл о нем, сунув этот медальон в карман, в который редко заглядывал. Но какая-то слепая вера, сам не знаю, где и когда, появилась у меня, говорила мне, что пока этот медальон у меня, со мной не случится ничего, где бы я ни был! И до сих пор, как сам видишь, оправдывает он мою веру в него, хотя всякое бывало за эти последние четыре года!.. Не все мне приходилось попивать такой божественный напиток, как наш кофе, не все суждено было гостить в таком дворце, как эта наша нынешняя квартира. Бывало и хуже!
Березюк улыбнулся, махнул рукой и стал возиться у ящика с пулеметными лентами.
Хотя я уже четвертый день находился в его обществе, мне показалось, что я только теперь впервые вижу его настоящего. Передо меня стоял стройный юноша с необычайно симпатичным смуглым лицом, пылкими веселыми глазами и улыбкой, игравшей в уголках губ.
Рассеялась из памяти та сгорбленная, покосившаяся фигура, которую я уже четвертый день видел полусонную у пулемета, куда-то исчезло каменное лицо бездушного автомата.
Но через минуту снова свистнула пуля, влетевшая в окно, снова кусок стены осыпался на пол, снова возвращалось то нестерпимое настроение неуверенности, ожидание чего-то неизвестного, снова смерть скалила свои зубы к нам из темноты ночи.
Нужно быть осторожнее, следить за каждым выстрелом противника, за каждым шорохом на улице. Вон вчера враг начал бросать гранаты с крыши противоположного дома, целясь в наше окно. Ни одна не попала, все разрывались на улице и с адским треском осыпали перекресток обломками оконных рам, кирпича, стекла и порванного на куски водосточного желоба, болтавшегося у нашего окна. А одна из гранат попала между трамвайными проводами и, разрывая их, создала опасность на нашем перекрестке. Провода упали на рельсы, и в них все еще был ток, судя по тому, что вечером какая-то старая жидовка, перебегавшая улицу, пытаясь добраться на Коперника, упала, словно пораженная громом, зацепившись за эти провода.