На протяжении тысячелетий такое видение мира было редчайшим исключением. Но не надо быть футурологом, чтобы уверенно предсказать: умение видеть, слышать, чувствовать большой, мир станет характерной особенностью человека будущего. Соответственно должно расшириться и понятие человековедения. Может быть, уже сегодня правильнее было бы говорить, что литература — это мировидение.
Подавляющее большинство героев фантастики — ученые. Чаще всего — большие ученые. Нельзя сколько-нибудь убедительно показать таких людей без адекватных им мыслей и идей. Мало заверить, что герой — умный человек. Надо вложить в его голову умные мысли и новые идеи, которые создали бы определенное, свойственное именно этому человеку видение большого мира.
Иначе получится, как в повести В.Михайлова «Спутник «Шаг вперед». В центре этой повести — Особое звено космонавтов. Вот появляется один из них:
«— Ну, Гур, — сказал круглолицый. — Ну, ну…»
Затем «круглолицый» умолкает до следующей страницы, где вновь произносит: «Ну, Гур. Ну, ну…»
И потом на следующей странице:
«— Ну, ну, Слава, — сказал Дуглас. — Ну… Дразнить себя».
И тут же:
«— Ну, ну, — сказал Дуглас».
Еще через три страницы:
«— Ну, Гур. Ну, ну…»
И еще через три:
«— Ну, Гур, — проворчал Дуглас. — Ну, ну…»
Так и пройдет по повести «круглолицый Дуглас», сказав 172 слова, из которых 124 — «ну». Разумеется, это не случайно: нет у автора новых мыслей и идей для своих героев. И хоть названы эти лица Особым звеном, хоть заверяет нас автор, что они умные и даже талантливые, все они «ну-ну». Поэтому и возятся с пустяковой задачей на всем протяжении пространной повести. Нет идеи, на которой можно было бы показать Особое звено; нет у героев интересных мыслей, убоги духом эти герои.
Странный человек был Беляев. Его ругали за новые идеи, его толкали к популяризации того, что уже кем-то придумано и кем-то одобрено, а он вновь и вновь искал необычайное. Уже на склоне лет он сказал о фантастических идеях: «Они должны быть новыми, это прежде всего». И ведь умел находить новые идеи!
Когда оглядываешь эти идеи, собранные вот так, вместе, сразу бросается в глаза их, пожалуй, главная особенность: в лучших своих вещах Беляев — вопреки традиционной схеме — сочетал уэллсовскую неожиданность с жюльверновской достоверностью.
В самом деле, разве «Голова профессора Доуэля» менее фантастична, чем, скажем, «Остров доктора Моро» или «Человек-невидимка»? Но как вскользь говорит Уэллс об операциях Моро и опытах Гриффина, и с какой убедительностью показана Беляевым работа Керна!
Не думайте, пожалуйста, что это так просто — найти неожиданную идею и обосновать ее. Простота тут кажущаяся. Можно найти неожиданную идею, но она не поддастся обоснованию, и вы получите всего лишь изящную юмореску вроде «Правды о Пайкрафте» Уэллса. Можно все очень правдоподобно обосновать, но при этом улетучится неожиданность: так было с «Плавучим островом» Жюля Верна.
Впрочем, есть смысл детально разобраться, что получилось с «Плавучим островом».
Последнее десятилетие XIX века. В Атлантике с новой силой разгорается битва за «Голубую ленту» — приз кораблю, который пересечет океан за наименьшее время. Пароходные компании «Кунард лайн», «Уайт стар», «Инман лайн» — наперебой увеличивают размеры своих кораблей, мощность их двигателей. Рекламы обещают комфорт, безопасность и всяческие увеселения. На стапелях заложены еще большие корабли, а инженеры проектируют совсем уже чудо-лайнеры — с мюзик-холлами, летними и зимними садами, гимнастическими залами, плавательными бассейнами, площадками для катания на роликовых коньках и турецкими банями…
Что ж, линия развития отчетливо видна, и в 1894 году Жюль Верн пишет «Плавучий остров». Вот оно, будущее: уже не лайнер, а целый плавучий остров! Площадь — двадцать семь миллионов квадратных метров, водоизмещение — двести шестьдесят миллионов тонн, мощность двигателей — десять миллионов лошадиных сил…
В 1895 году роман выходит в свет. «Это необыкновенно оригинальная вещь, — говорит Жюлю Верну издатель Этцель-младший. — Вы проявили удивительную смелость мысли и превзошли самого себя».
Что ж, все верно: плавучий остров неплохо придуман, да и разработан до мельчайших деталей. Миллионы метров, миллионы тонн, миллионы сил… И где-то в тени остается удивительный факт: в 1891 году Шарль де Ламберт запатентовал во Франции судно на подводных крыльях. Больше того, Ламберт построил катер с подводными крыльями и испытал его в Париже, на Сене. Это видели тысячи парижан: смешно было следить за отчаянными попытками Ламберта обуздать катер, норовящий и вовсе выпрыгнуть из воды. Об этом писали газеты: смешна была уверенность Ламберта в будущем своего суденышка.
Еще один факт. За десять лет до появления «Плавучего острова» шведский изобретатель Густав Лаваль построил первый катер на воздушной подушке. Испытания были не слишком удачны. Лаваль приступил к сооружению второго катера, газеты перестали об этом писать.
И еще один факт. В 1850 году француз Ламбо изготовил из армоцемента небольшой челн, который демонстрировался на Всемирной выставке, а затем до конца XIX века плавал по прудам парижских парков.
Почти невероятно, чтобы Жюль Верн не видел ботика Ламбо или не читал об опытах Ламберта и Лаваля. Просто не обратил особого внимания на эти курьезы. Кто мог подумать, что неказистые суденышки предвещают революцию в судостроении, наступление эры новых принципов движения и новых материалов!
Гадким утенком ходило будущее. «Утки клевали его, куры щипали, а Девушка, что кормила домашнюю птицу, толкнула утенка ногой». Будущее сначала всегда бывает гадким утенком, и, вероятно, самое трудное в трудном искусстве фантаста увидеть гадкого утенка, которому суждено превратиться в прекрасного лебедя.
Мне могут возразить: допустим, для научной фантастики действительно нужно видеть будущие научно-технические перевороты, но разве это обязательно для фантастики социальной?
Что ж, давайте посмотрим, что получается, когда не ищут гадких утят.
В журнале «Изобретатель и рационализатор» была как-то опубликована небольшая заметка об «автомате против усталости». Подвергая человека вибрации, автомат якобы ускоряет бег крови в организме; в результате одна минута «виброотдыха» заменяет три часа сна. Врачи, говорилось в заметке, предлагают установить виброавтоматы на улицах.
Некоторое время спустя в том же журнале появился рассказ Б.Зубкова и Е.Муслина «Красная дверь». Методом экстраполяции авторы превратили виброавтомат в мир сплошной вибрации. На людях надеты вибрирующие ошейники и вибрирующие браслеты. Вибрируют полы, скамейки, столы. Реклама назойливо внушает:
«Дрожите все! Дрожите день и ночь!»
Рассказ легко читается… и столь же легко забывается. Ведь мы-то знаем, что такого вибромира наверняка не будет!
Технология фантастики в данном случае предельно обнажена. Берется какая-то деталь или особенность современного мира, экстраполируется в будущее — и возникает рассказ-предупреждение. Беда, однако, в том, что опасность, о которой предупреждают, заведомо нереальна. И вместо социальной фантастики получается буффонада.