Выбрать главу

С удивлением слушал рыцарь-христианин эту дикую легенду, которая еще доныне сохраняется в пределах Курдистана, затем, подумав немного, он ответил:

— Верно ты говоришь, мой рыцарь: твоя родословная может внушать ужас и ненависть, но ее нельзя презирать. Я больше не удивляюсь твоей упорной приверженности к ложной вере, унаследованной тобой от предков, этих жестоких охотников, как ты их описывал, которым свойственно любить ложь больше правды. Я больше не удивляюсь и тому, что вас охватывает восторг и вы поете песни при приближении к местам, где нашли себе прибежище злые духи. Это должно тебя волновать и вызывать чувство радости, подобное тому, какое многие испытывают, приближаясь к стране своих земных предков.

— Клянусь бородой моего отца, ты говоришь правду, — сказал сарацин, скорее забавляясь, чем обижаясь, услышав такие откровенные слова христианина. — Хотя пророк (да будет благословенно его имя!) и посеял в нас семена лучшей веры, чем та, какой учили нас предки в населенных духами мрачных убежищах Тугрута, мы не осуждаем, подобно другим мусульманам, тех могучих первобытных духов, от которых ведем наш род. Мы верим и надеемся, что эти духи осуждены не окончательно, но лишь проходят свое испытание и могут еще быть впоследствии наказаны или вознаграждены. Предоставим муллам и имамам судить об этом. Нам довольно того, что почитание этих духов не отвергнуто учением корана, и многие из нас еще воспевают старую веру наших отцов в таких стихах.

При этих словах он запел очень старое по складу и стиху песнопение, по преданию сочиненное почитателями злого духа Аримана:

АРИМАН
Дух мрака, темный Ариман, Доныне для восточных стран Ты — злое божество. Склоняясь в капище твоем, Где в мире царство мы найдем Сильнее твоего? Дух блага повелит — и вмиг Для путников пустынь родник Забрызжет из земли. А ты у неприступных скал Завихришь смерч, запенишь вал — И тонут корабли. Бог повелел — и травы нам Дают целительный бальзам Для немощей людских, Но разве одолеть ему Горячку, язву и чуму — Отраву стрел твоих? Ты властно в мысли к нам проник, И, что бы ни твердил язык Пред алтарем чужим, В толпе покорных прихожан Тебя, великий Ариман, Мы тайно в сердце чтим. Ты преднамеренно ль жесток? Ты можешь ли, как мнит Восток, Знать, мыслить, ощущать? Плащом из туч окутать твердь, Раскинув крылья, сеять смерть, Клыками жертву рвать? Иль просто ты — природы часть, Стихийная, немая власть, Которой нет преград? Иль, в сердце затаясь людском, Ты источаешь над добром Победоносный яд? Так или нет, но ты один И всех событий властелин И ощущений всех. Все, что живет в людских сердцах: Страсть, гнев, любовь, гордыню, страх — Ты превращаешь в грех. Как только солнце поднялось Смягчить удел юдоли слез, Ты неизменно тут: Ты мигом скромный хлебный нож На острый меч перекуешь — Орудье грозных смут. От первой жизненной черты До судорог предсмертных ты — Хозяин бытия. И можно ль знать нам, что за той, Дух тьмы, последнею чертой Исчезнет власть твоя?