— Почему колдун? — возразил Сераслан. — Князь говорит, что хорошо правит только тот, кто знает. Вот он и хочет знать поболее прочих.
— А чего знает?
— Да все. Все, что кругом творится. Оттого и на голубей денег не жалеет.
Ворота наезжали на них, блестя добротными кованными из железа петлями. Со стены узнали кибитку, и створки ворот разъехались, открывая им дорогу к терему. Частокол уплыл назад, открывая двор и постройки на нем и самого князя.
Тот сидел на крыльце, а вокруг него крутились самые разные люди — скоморохи, воеводы, дружинники. Хранители талисмана скромно пристроились позади повозки и вперед не лезли. Сераслан, одобрительно поглядывая на них, соскочил с колеса, помог вылезти Кочетыгу. Боярин за это время отлежался и выглядел мужественно. Даже красная полоса через всю щеку от шва на подушке смотрелась как шрам. Прихрамывая, он подошел к крыльцу, поклонился князю.
— Ну? — спросил князь. — Что скажете?
— Свершилось, князь, — спокойно ответил боярин. — Эти чужаки пришибли-таки нашего зверя…
Князь помолчал, и непонятно было, что он подумал. Боярин вернулся к повозке и вытащил оттуда подобранную Серасланом лапу. Безо всякой радости князь сказал:
— Ну, чему быть, того не миновать… Кто его так?
— Сотник Пинского князя Брячеслава Исин.
Князь осмотрел внимательно каждого из них, пытаясь разобраться кто там кто, но в конце концов спросил.
— Который?
Исин тронув пятками коня, на пару шагов выехал вперед.
— Я, князь.
Князь посмотрел на него оценивающе, словно прикидывал глубину его государственного ума. Под его взглядом Исин опустил брови и наморщил лоб. Князь насмотревшись на хазарина посмотрел на боярина.
— А с тобой что? — он обратил внимание на его лицо.
— Так, ничего, — мужественно ответил Кочетыга. — Пройдет… Рассосется…
— А остальные что?
— Спутники. Едут по своим делам…
Князь молчал, разглядывая их, и Исин чувствовал, что он смотрит глубже, чем Брячеслав. На их глазах ночь закрашивала небо чернотой. Все так же молча, князь снял с пояса маленькую клетку, достал оттуда голубя и выпустил его в ночное небо. Проводив птицу глазами, князь устало сказал.
— Слава победителю чудовищ!
Дворня и дружинники, что стояли рядом подхватили его слова, и волна восторженных криков прокатилась по двору, раздвигая плечи гостей. Князь медленно поднял руку, останавливая общий восторг.
— Гостям почет и уважение. Сегодня отдыхайте. Завтра поговорим.
В комнате, которую им выделил князь Исин сбросил мешок на лавку и немного обиженно сказал:
— Даже княжну не показали…
— А что должны были? Покормили тебя, и спасибо скажи.
— Ну… Я надеялся… — сказал сотник подумав. — Не каждый день таких чудищ губить приходится. А ведь наверно ждала девка.
— Да уж, тебя дождешься. Девка, поди, иссохла вся по тебе, а ты бродишь незнамо где… — насмешливо откликнулся Гаврила. Он по хозяйски осмотрелся. Окно, дверь три лавки, стол. Из окна виднелся темный двор и ворота в стене, через которые они и попали сюда.
— Наверняка ведь ждала! — гнул свое хазарин. — Не могла не ждать!
— Да кто тебе это сказал?
— Да этот… Ну, плешивый, что вез нас сюда… И что ждет говорил, и даже окна ее показал.
Гаврила закатил глаза, вспоминая всех плешивых, что ездили на телегах и, наконец, догадался.
— Сераслан, что ли?
— Ну да!
— Так какой же он плешивый? Он лысый, — возразил Гаврила.
Исин, уже собравшийся встать и открыть, остановился.
— А почему лысый? Плешивый! Раз волос нет, значит плешивый.
— Ничего ты не понимаешь, — отозвался из своего угла Избор. Он аккуратно пристраивал меч в изголовье.
— Лысый — это лысый, а плешивый — это плешивый.
— А какая разница? У того волос нет и у этого… Я имею ввиду и у лысого и у плешивого… Или у лысых волос хоть чуть-чуть больше, чем у плешивых?
— Эх ты. В зятья к князю набиваешься, а таких простых вещей не знаешь. Есть разница. У лысого ум волосы ест, а у плешивого они сами вылезают. От плохой жизни.
Исин немного помолчал, а потом ответил Масленникову одним словом.
— Мудер.
— Как ты при своем уме еще не лысый? — отозвался Избор.
— Сам не понимаю, — ответил Гаврила. — Может, сплю мало?
Он зевнул, опрокинулся на лавки и сонным голосом добавил.
— Дверь я заложил. Мало ли что…
— А что? — встрепенулся Исин. — Что-то не так?
Жизнь научила его доверять предчувствиям Масленникова.
— Все так, только уж больно хорошо дверные петли смазаны…
Они не успели провалиться в сон, как в дверь стукнули. Избор уже устроившийся на лавке приподнялся, но к двери не пошел, только положил руку на меч… Стучал явно кто-то из своих — уважительно и аккуратно.
— Так с вами никогда умным не станешь, — проворчал Исин сквозь зевок. Сон уже наполнял его как мед непочатую бочку. Хотелось закрыть глаза и провалиться в уютную темноту и заново пережить события этого дня, но каждый удар словно вколачивал ступеньку в лестницу, что вела к пробуждению.
— Не спится кому-то, — сказал сотник. Его лавка стояла ближе всех к двери, и уж если кому полагалось встать и открыть стучащим, то именно ему.
— Открой, — отозвался Гаврила. — Не чуешь, разве, что тебе стучат?
— Почему мне? — спросил Исин, перевернувшись на живот и отыскивая в полумраке лицо Гаврилы.
— Уважительно, уж больно, — объяснил Гаврила. — Так не Пинскому воеводе и не Киевскому богатырю стучат, а …
— Сотнику Пинского князя… — закончил Исин, явно веселясь. Едва видный в темноте Гаврила отрицательно покачал головой.
— И не сотнику. Сотнику бы в дверь ногой барабанили, а тут со всем уважением. Рукой и не сильно.
— А кому же тогда? — спросил хазарин. Он уже догадывался, что скажет Гаврила, но это и было приятно.
— Не зайдам, каким-нибудь стучат, — продолжил подползать к главному Гаврила. — Княжеского зятя вызывают.
Исин поднялся, но к двери не подошел.
— Может, дверью ошиблись? Сераслан говорил, что князь рано ложится. Да и вообще тут поспать любят…
— Это открыть надо, да выяснить, — сказал Гаврила, поудобнее устраиваясь на лавке. Он-то понимал, что те, кто сейчас маются за дверью, к нему никакого отношения не имеют.
— Чего нужно? — крикнул Избор.
В дверь последний раз грохнуло и оттуда пророкотало:
— Князь к себе вашего сотника требует, будущего зятя.
Голос звучал громко, самоуверенно. Гаврила развел руками, показывая все видом, что открывать придется именно Исину и никому другому. Он поднялся, чувствуя спиной взгляд Гаврилы.
— Погодите. Оденусь… — и начал одеваться. Он торопился, сквозь зубы проклиная перепутавшиеся штанины, а когда все же оделся небрежно опершись о дверь — не за каждым же вот так среди ночи посылают князья — бросил:
— Схожу к тестю, послушаю, что скажет…
Гаврила осмотрел его, зевнул с завыванием и сообщил.
— Чего скажет? Скажет, что дурак…
Восторженности у Исина поубавилось. Гаврила видел что-то, что не видел он.
— А что не так?
— Не срамись. Ты чего без меча поперся?
Хазарин пощупал свой пояс.
— Так князь…
Гаврила ничего не стал говорить, а только покачал головой. Мол, учишь его, учишь…
— Бесхитростный ты. Даже завидно.
Исин медленно вернулся и одел меч.
— Лучше на пояс, — поправил его Избор. — Тут потолки низкие. Если что, то выхватить не успеешь.
Он перевесил меч и пошарил в изголовье и под одобрительным взглядом Гаврилы сунул за голенище нож.
— Засов не закладывайте, — попросил он…
— Ничего. Постучишь.
— Может быть, ты раньше утра не вернешься.
— Может быть, тебя там сейчас прямо и женят, утра не дожидаясь… — предположил Гаврила.
— На пир хоть позови…
Дверь за ним закрылась, и он услышал, как Гаврила рассмеялся. Потом босые ноги прошлепали к двери, и кто-то заложил ее.
Обрезанный закрывшейся дверью свет пропал и перед ним в обе стороны протянулся полутемный коридор.
— Пошли, сотник. Князь ждать не любит… — сказал старший подчеркивая свою близость к сильным мира сего.