Выбрать главу

— Нет. Голова тоже нужна… Целится как-то нужно?

Избор сам покрутил головой.

— Для этого и моей головы хватит… Твоя-то еще зачем?

Они посмеялись, кривясь от боли.

— А хазарин наш где?

— Наверное, над конем плачет. Они хазары все такие…

— Думаешь и у него тоже…?

— Нас не так много и все мы рядом, — серьезно сказал Избор. — Если по одному бьют, то всем достается…

Ветки на другом конце поляны раздвинулись, и они увидели сотника.

— Эй! — негромко позвал он. После того, что случилось с конями, он готов был увидеть на поляне целую кучу остроголовых и песиголовцев и поэтому решил не рисковать. Хромая он подошел к ним. Его ни о чем не спросили. Все и так было ясно, но он сказал сам.

— Мой-то в дерево… Со всего маху…

— Убился? — В голосе Гаврилы не слышалось ни капли сомнения.

— Дерево сломал…

Он потрогал плечо, поморщился. Коней у них теперь не было, а это означало, что выходить из леса придется пешком, и их мешки поедут не на конях, а на них самих. Стараясь найти во всем этом хоть что-то хорошее, Исин сказал.

— Зато теперь в любой норе спрятаться можно…

— Да-а-а, — согласился Гаврила. — С конем в дупло не влезешь.

— Но как они нас нашли?

— Никак. Успокойся….

Избор повернулся и охнул — в боку стрельнуло, словно кто-то маленький и злой кольнул шилом. Он выругался и стал растирать бок.

— Если б они нас через колдовство найти могли бы, то давно бы уже тут были… — поддержал друга Гаврила. — Сейчас, верно, по всей округе лошади калечатся… А то и по всей Руси. Талисман-то, похоже, только нас оберегает. Так что ты давай за мешками присматривай.

— А талисман?

Избор успокаивающе похлопал себя по груди.

— Подальше положишь — поближе возьмешь!

Про то, что там произошло с талисманом, он ничего не сказал.

Глава 29

Теперь они не шли, а пробирались между деревьями. Избавив их от коней, маги остроголовых в конце концов оказали плохую услугу самим себе. Если раньше беглецы нуждались хотя бы в звериных тропах, что бы проехать, то теперь они шли вообще без дороги. Шедший впереди Избор просто чувствовал направление и оно, словно три медленно летящих стрелы прошивали лес по прямой. До цели — Киева было уже не далеко. Гораздо ближе, чем до Пинска. Оставалось только это «немного» преодолеть без потерь.

Исин остановился и нахмурился

— Ты чего? — спросил Избор, сам вслушиваясь в лесную тишину. Ветер принес откуда-то едва слышный голос. Тому кто кричал, было плохо.

— Поет кто-то? — сказал Исин.

— Плачет! — подтвердил Гаврила. — А ты все жалел, что разбойников нет. Вот тебе и разбойники.

— Разбойники?

— А то… Не медведь же его дерет? Если б медведь, то мы и медведя услышали бы… Вдвоем бы орали.

Они не двигались. Теперь все трое слышали далекий жалобный крик, и никто не мог решиться ни отбросить его, как что-то неважное, ни пойти и разобраться. Слишком часто такое любопытство на их памяти оборачивалось неприятностями.

— Ловушка, — сказал Избор. Рука сама собой проверила на месте ли метательные ножи. — Что бы значит как комарье на огонь…

Гаврила сперва кивнул, а потом рассмеялся.

— Пуганая ворона куста боится. Если уж они знают, где засаду устроить, то могли бы просто на голову сотню остроголовых высыпать и дело с концом.

— Погоди каркать. Не долетели еще, — мрачно сказал Избор.

— Ну что? — спросил Исин. — Мимо доброго дела пройти и не сделать… Не хорошо.

Он сделал шаг вперед.

— Я пойду разберусь?

— Ага, — откликнулся Гаврила. — А потом иди тебя спасай. Ты уж этих добрых дел понаделал… Неужто тебе одного тестя мало? Нам с двумя с Избором и не справиться.

Ветер сделал крик слышнее. В нем не было ни боли, ни страха. Только отчаяние. Избор подумал, что ошибся, подумав о человеке. Так мог кричать только зверь, попавший в капкан и понимавший, что его ждет, когда придет охотник.

— Может зверь, какой? Хоть выпустим. Сердце ведь рвется.

— Ладно! — решил Гаврила. — Пошли, убьем там, кого можно.

Несколько минут они шли, молча, думая о том, что их ждет. Лес вокруг молчал, обрамляя тишиной далекий стон.

— Пенек, — неожиданно сказал Избор. — Где-то тут люди рядом.

Они обступили старый пенек, иссеченный дождями и изъеденный муравьями. Других людских следов рядом не было — ни битых горшков, ни затесов на деревьях.

— Разбойники, — проворчал Гаврила. — Пенек-то посреди леса. Откуда тут люди?

Он ошибся. Через десяток шагов они вышли к тропинке. Исин завертелся на одном месте не то, прислушиваясь, не то, принюхиваясь, и вновь нырнул в кусты. Звук стал явственнее.

— Туда — показал Гаврила. — Там воет. Верно и, правда, зверь в капкане.

Ковер из прошлогодних листьев скрадывал шаги и бесшумно, уже не переговариваясь, он прошли еще десятка два шагов, ожидая, что лес поредеет, и они выйдут на поляну.

Поляны не было, как не было ни капкана, ни зверя. Звук доносился от толстого дерева, вокруг которого топтался маленький человечек. Сейчас они могли видеть его спину.

— Эй! — сказал Гаврила. — Кто такой? Чего скулишь?

Человечек попытался оглянуться, но не смог. Смешно перебирая маленькими ножками, он обошел дерево, и выглянул из-за него. В его глазах не было испуга, а только злоба. Кляпа во рту у него не было, но он не произнес не слова.

— Чего звал-то? — спросил Гаврила.

Все понимали, что этого мелкого старикашку придется освободить, но хотелось обставить все так, что бы получить от этого наибольшее удовольствие. Старец закряхтел, в очередной раз, безуспешно пытаясь порвать веревку. Исин, настроившийся уже отпустить из капкана медвежонка или еще кого-нибудь, разочарованно ответил за старика.

— Что звал? Скучно, поди… Лес большой, народу мало… Поговорить не с кем.

— Нет. Я думаю, что ему отвязаться охота, — сказал Избор, у которого на сердце стало легче, когда он увидел старика.

— Отвязаться? Можно и отвязать. Выкуп бы только какой-нибудь… — по-хозяйски предложил Гаврила.

— Да что с него взять? — усмехнулся Исин — Бороды клок, да и только…

Старик зло сверкнул глазами, но, понимая свое положение, смолчал. Гаврила насторожился. Старик вел себя необычно. Он то ли боялся чего-то, то ли чего-то ждал.

— Погоди еще, — сказал Масленников. — Кабы он с тебя чего не взял. Не простой старичок-то. По глазам видно — сердитый.

Избор, не ждавший от привязанного неприятностей, миролюбиво спросил.

— Кто это тебя так, дедушка? Не разбойники?

Старик попробовал влезть наверх. Откинувшись назад, он прополз немного вверх. Лицо его исказилось от напряжения, но у него ничего не вышло.

Избор не спешил спрашивать. Не получив ответ на первый вопрос, стоило ли задавать второй?

Старик отдышался. Отвечать он, похоже, считал ниже своего достоинства.

— А может, ты сам привязался?

Старик скрипнул зубами и проскрипел.

— Развяжите…

Не сдвинувшись с места, Гаврила протянул задумчиво.

— Развяза-ать? С чего бы? Тебе что, плохо тут? Мы думали, медведь кого-то дерет, торопились, а тут, оказывается, и медведя-то нет…

— Развяжите!

— Да кого? Как тебя звать-то?

Старик почему-то успокоился. На глазах людей он загнал свой гнев в печенку и спокойно ответил.

— Меня зовут Картага.

— Ты кто?

Старик помолчал. Глаза его оценивающе пробежались по лицам. Думает, как соврать, понял Избор и снова ощутил беспокойство.

— Я в лесу живу, — неопределенно ответил бородач. — Никого не обижаю….

Гаврила поднял бровь. Как-то с трудом верилось в хорошего человека, что одиноко живет в лесу и которого по ошибке привязали к дереву. Стараясь разобраться, он переспросил.

— За что же тебя так, такого хорошего? Перепутали с кем-то что ли?

Старик потряс руками и миролюбиво попросил.

— Развяжите, а? Ну что вам стоит?

— На какого-то ты похож… — сказал Гаврила. — Припомнить бы только…

— Развяжите…

Старичок делался все более и более жалким. От его злости не осталось и следа. Теперь он просил, теперь он умалял, теперь он унижался. Решив, что раз не удалось освободить медвежонка, то нужно освободить хотя бы этого старика Исин разрезал веревки. Картага дернулся, и не удержавшись, упал за дерево. Теперь они не видели его, а только слышали вздохи и жалобы. Старик причитал что-то неразборчивое.