Эсминцы Железных Воинов выпустили торпеды по курсу движения «Урока эпох». Но он продолжал идти. Боеголовки врезались в его палубы, прожигая броню в сгустках плазмы, расплавленный металл вытекал в космос. Он всё ещё продолжал идти. В глубине системы крупные корабли снялись с орбиты Талларна и начали длинный разгон, чтобы перехватить этого одинокого противника. В трюмах кораблей Железных Воинов рядовые и сервиторы загружали новые торпеды в пусковые шахты. Они выстрелили вновь, артиллерия стреляла всё быстрее, по мере того, как корабли пожирали дистанцию до цели. Огненные пузыри покрыли нос и спину «Урока эпох». Взрывы сотрясали его растрескавшуюся шкуру. Но он продолжал идти.
Эсминцы Железных Воинов начали сворачивать с пути пылающего корабля. «Урок эпох» открыл огонь. Щиты эсминцев рухнули под шквалом макро-снарядов за мгновенье до того, как их корпусы расплавились, а реакторы взорвались.
Всё ещё охваченный пламенем "Урок эпох" с беззвучным рёвом устремился к Талларну. Два часа спустя прибыли второй и третий корабли — «Плач Калибана» и «Зверобой» следовали на тот же сигнал о помощи, что и «Урок эпох». Сообщение струилось по варпу, исходя с Талларна, значение его было понятным, невзирая на помехи от штормов.
«Здесь Железные Воины. Это наковальня, на которой мы сокрушим их».
Многие ещё прибыли после. Они пришли с ненавистью, за славой, но более всего они желали переломить хребет легиону предателей.
Талларн был более не одинок.
Земля, которая будет / Поступь бога / Раненный
— Видишь это?
Слова проникли в тёмные омуты снов Акила и вытолкнули его на поверхность. Его веки, вздрогнув, открылись. Он спал, оперевшись головой на вибрирующий корпус машины разведки. Ему снились небеса, рыдающие пламенем, и шедший под ними человек с татуировками, его многоцветная кожа шевелилась, как клубок змей.
Акил позволил Удо вести машину после того, как чуть было сам не завалил их в канаву, и Удо занял его место без единого жалобного слова. Как только он вылез из водительского кресла, усталость навалилась на него одной мощной безмолвной волной, утащив его в сладкую полудрёму. Он думал, что вроде бы пытался извиниться, но на деле он лишь пробормотал что‑то бессвязное и погрузился в сон. Теперь же он пробудился, кожа прилипла к внутренней стороне костюма, чувства пытались осознать мир вокруг.
— Что? — нечётко спросил он, потом он понял, что надо включить вокс на передачу.
— Что ты сказал? — переспросил он.
Он моргнул. «Коготь» не двигался, двигатель затих. Удо сидел на месте водителя, наклонившись вперёд так, что его окуляры упёрлись в запачканное смотровое стекло переднего обзора.
— Что происходит, почему мы остановились?
Удо продолжал смотреть в стекло не отрываясь.
— Мы остановились час назад. Босс захотела перепроложить наш маршрут. Что‑то связанное с вражеской активностью на участке между нами и убежищем. Остальные стоят рядом с нами, — он повернул голову, чтобы посмотреть на Акила, в глазах его блеснул лунный свет, струящийся сквозь смотровые щели.
«Что‑то не так, — подумал Акил, — что‑то или добавилось или исчезло из привычного порядка вещей»
Что‑то, что он не мог уловить…
Удо кивнул и щёлкнул воксом.
— Прости, что разбудил, но ты должен это видеть.
Вот теперь он понял, что не так.
Лунный свет.
Лучи лунного света блестели на царапинах, покрывавших блок управления огнём и контроллеры. Акил стал пробираться вперёд, к лунному свету, словно мог его потрогать, как будто это была текущая вода. Удо посторонился, и Акил прижался к смотровой щели, выглядывая наружу. Туман всё ещё был там, висел грязной вуалью, но он мог видеть луну и звёзды, светящие ему холодным, прекрасным светом. Он выдохнул, закрыл глаза и открыл их вновь. Он почувствовал, как на лице его появляется улыбка, и не мог воспрепятствовать ей.
— Похоже, туман становится тоньше местами, — сказал Удо. — Это какое‑то плато к северо-западу от убежища. Мы пересекли его границу двенадцать километров назад. С тех пор не видели руин или обломков.
Акил ощутил, как улыбка застыла, а потом пропала вовсе.
— Фрукты, — сказал он сам себе.
— Что?
— Здесь выращивали фрукты. Километры и километры деревьев и кустов. «Ароматные равнины», так мы их называли, потому что в пору цветения воздух настолько насыщался ароматной пыльцой, что ты мог чувствовать запах всю дорогу до побережья, — Акил умолк. Он привозил сюда своих дочерей на Фестиваль Цветения в прошлом году…