— Что я должна сделать?
— Позвони Талли и спроси, хочет ли она увидеть меня снова, и, если да, пожалуйста, узнай, каким образом я могу с ней встретиться. Ты можешь сделать это для меня?
Дженнифер быстро согласилась, и они повесили трубки. Несколько секунд Робин сидел спокойно. Он вспоминал, как Талли прижимала его к себе, ее изголодавшиеся стоны. Ему вспомнилось, как сильно расстроилась Гейл, и Робин подумал, что нужно бы попросить у нее прощения. Он решил было ей позвонить, но передумал. Он не хотела разговаривать с Гейл, думая о Талли.
Талли была первой девушкой, чей запах, вкус и поведение задели его настолько, что он оскорбил другую, с которой пришел на вечеринку к их общей знакомой. Остается надеяться, что она того стоила.
Когда Робину было двенадцать, когда с конфирмации прошло шесть месяцев, до смерти матери оставалось семь, он узнал, что и его, и младших братьев Стивен и Памела Де Марко взяли в организации, занимающейся усыновлением. Там были рады, что удалось пристроить трех родных братьев в одну семью. Родные мама с папой бросили их, когда Робину было три года, Брюсу — полтора, а Стиву — три месяца.
Открытие произошло просто. Как-то Робин искал свое свидетельство о рождении — ему хотелось открыть собственный счет в банке и положить на него деньги, которые ему наверняка подарят на конфирмацию. Бумаги по усыновлению потрясли его. Робин примчался к родителям как сумасшедший, размахивая свидетельством и крича: «Почему вы никогда нам не говорили? Почему? Почему вы ничего не сказали мне?» Напрасно Де Марко пытались успокоить старшего сына. Следующие шесть месяцев юный Робин ходил в школу, разносил почту, возвращался домой, съедал обед, делал уроки, смотрел свой маленький телевизор и ложился спать. Все эти шесть месяцев он почти не разговаривал с отцом и матерью. На конфирмации он холодно поцеловал Памелу Де Марко и вежливо поблагодарил ее за то, что она устроила ему такой грандиозный праздник, хотя он ей даже не сын.
А еще через месяц Памела неожиданно скончалась от сердечного приступа. Юный Робин быстро простил себя за то, что вовремя не простил свою мать. Окончив школу, он пошел работать к отцу и проявил себя весьма смышленым и трудолюбивым администратором. С его приходом семейное дело начало процветать. Чуть позже пришли деньги. Деньги, хорошая одежда, дорогие машины. Робин работал, играл в соккер[5] и встречался с огромным количеством женщин. У него был богатый выбор. Он мило за ними ухаживал, но редко испытывал какие-то особенные чувства. Он мало рассказывал о себе и неизменно рвал со своими подружками, не извещая их об этом лично; просто в один прекрасный день он назначал свидание другой, и ему казалось, что это говорит само за себя, — что еще он мог добавить?
Сторонясь девушек, которые пытались затронуть его чувства, и любительниц поговорить по душам, Робин предпочитал тех, которые походили на его приемную мать, — полнотелых, светловолосых, со своим внутренним миром. Гейл нисколько не напоминала Памелу Де Марко.
Как только Дженнифер положила трубку, телефон зазвонил снова. Она закрыла глаза и сняла трубку только после третьего звонка.
Это была Талли. Дженнифер вздохнула.
— Ну ладно, не переживай, — сказала Талли. — Я знаю, что в глубине души ты рада меня слышать.
— Ну если только в глубине души, — согласилась Дженнифер. — Звонил Робин, спрашивал о тебе.
— Да? А ты сказала ему, что он ошибся номером? Я ведь не живу с тобой.
— Но хотела бы жить, — сказала Дженнифер полушутя.
— Да, волнующая новость, — продолжала Талли. — Не думала, что увижу ею снова. И что он хотел?
— Он спрашивал, встречаешься ли ты с кем-нибудь.
— И ты сказала…
— Я сказала, что ты — нет, а вот он — встречается.
— Хороший ход, Джен.
— А еще я сказала ему, что с твоей матерью могут возникнуть проблемы.
— Умница! Ребятам ничто так не нравится, как проблемные мамочки.
— Талли, ты что, сказала ему, что он может заехать за тобой прямо домой?
— Да, я всем так говорю. Но я же не думала, что он объявится опять.
— Ну, он совершенно определенно объявился. Хорошо хоть я немного вправила ему мозги.
Талли молчала.
— Талл, ты хочешь с ним встретиться?
Молчание. Потом в трубке раздался смешок и короткое:
— Немного.
— Он ходит с Гейл, и она вчера очень расстроилась,: когда вы ушли.
— К черту Гейл, — сказала Талли. — Он что, влюблен в нее?
— Талли, ей всего семнадцать, и, по-моему, это она влюблена в него.