— Талли, почему ты плачешь? — спросил Джек.
— Потому что я очень счастлива.
— Что случилось, Талли? — испуганно прошептал он. — Скажи мне, что случилось?
— Все так хорошо, Джек, — шепнула она.
Он приподнял ее лицо и посмотрел в глаза.
— Тогда почему я не верю тебе? — спросил он.
9
Канзас был добела раскален жарой. Пришло и ушло очередное четвертое июля. Джек оформлял документы на продажу своего дома. Талли работала. Они с Джеком вместе обедали, встречались по выходным дням, а иногда и по вечерам в будни. Робин, Талли и Бумеранг продолжали играть во дворе за домом в футбол и вместе готовили ужины. Талли и Робин по-прежнему делали перед сыном вид, что у них нормальная семья. И бывали моменты, когда обветренным губам Талли было не так уж трудно скрывать свою тайну… Когда все действительно выглядело так, словно у них с Робином нормальная семейная жизнь.
В пятницу 17 июля Талли наконец заставила себя навестить Хедду, которая после майского пожара все еще лежала в больнице.
— Мама, мне нужно поговорить с тобой, — сказала Талли.
— Я плохо себя чувствую, Талли, — ответила Хедда. — Лучше в другой раз. Когда ты возьмешь меня домой?
— Вот об этом я и хочу с тобой поговорить, — сказала Талли.
— Я догадываюсь, — усмехнулась та. — Ты вообще не возьмешь меня домой, да?
— Мама, — сказала Талли, садясь на стул рядом с кроватью. Она надеялась, что их никто не слышит. — Я хочу уехать, мама. Понимаешь, я хочу уехать в Калифорнию, и я не знаю, что делать с тобой.
— Ты уезжаешь с Робином? — спросила Хедда.
— Нет. Робин останется здесь.
— Значит, с тем другим?
— Он не другой.
— А твои дети?
— Нечего спрашивать о моих детях. — Талли нервно засмеялась, но взяла себя в руки. — И так, что же мне делать с тобой? — снова спросила она.
— Не знаю, Талли. Почему ты должна что-нибудь делать?
— Я уезжаю, понятно? Я уезжаю и не беру тебя с собой.
— А детей ты берешь с собой?
— Мама! Давай не будем о моих детях, хорошо?
— Ты оставишь их, так ведь? Ты бросаешь Бумеранга.
У Талли сжалось сердце, и потому она изо всей силы сжала кулаки.
— Мама, меньше всего я хочу обсуждать это с тобой. А теперь постарайся сосредоточиться! — Она сделала глубокие вдох и выдох и, хоть сердце оставалось как натянутая струна, разжала кулаки. — Что мне делать с тобой?
— Робин останется на Техас-стрит? — спросила Хедда.
— Не думаю, — ответила Талли. — Возможно. В любом случае он не отвечает за тебя.
— Не отвечает, — согласилась Хедда. — Ты отвечаешь.
— Да, мама, да, — сказала Талли устало. — Так как же мне быть с тобой? Тетя Лена не хочет брать тебя. Она сама плоха. Может быть, Мэннингер?
Хедда отвернулась. Какое-то время она лежала совершенно неподвижно.
— Делай что хочешь Талли. Мне все равно, — наконец сказала она.
— Может быть, частный пансион? Пошикарнее?
— Шикарнее? — переспросила Хедда, словно не понимая, что значит это слово. — Кто будет платить за этот шик?
— Об этом не тревожься. Мы с Робином это как-нибудь устроим.
— Когда ты собираешься уезжать?
— Скоро, — ответила Талли. — Скоро.
«Какое ужасное слово, — подумала она. — Скоро. Это так много и так мало. Так много вопросов и так мало ответов. Скоро. Они с Робином еще не ходили в суд. Еще не освободились друг от друга».
— Ты такое разочарование для меня, Талли, — сказала Хедда.
Талли засмеялась.
— Разочарование? Да. Ты мне уже говорила это. Помнишь? — Талли на мгновение замолчала. — Я никогда ни в чем не винила тебя, — сказала она.
— Черта с два ты меня не винила! — сказала Хедда. — Ты винила меня во всем с самого детства. Ты и твои неморгающие серые глаза. Их взгляд преследовал меня везде. Конечно, ты никогда ничего не говорила вслух. Тебе и не нужно было ничего говорить. К тому же ты никогда не была откровенна. Но ты винила меня.
— Ты во многом виновата, — мягко сказала Талли.