Дом на Лейксайд Драйв был почти пуст: на первом этаже остался лишь карточный столик, а на втором — матрац.
— Тебе, должно быть, жалко продавать этот дом, — сказала Талли, лежа на животе Джека.
— Ничего не поделаешь. Грустно расставаться с розами. Но я уже посадил несколько кустов в Кармеле. Лет через пять они начнут цвести.
Талли засмеялась.
— Так долго ждать?
— Это еще при самых благоприятных условиях.
Позже Джек сказал:
— Я все думаю, не купить ли щенка для Бумеранга. Как считаешь, он обрадуется?
— Он будет в восторге. Рыжего спаниеля по кличке Ровер.
— Не знаю, — засомневался Джек. — Рыжего спаниеля по кличке Ровер, возможно, трудновато будет найти.
Она пробежала пальцами по его груди.
— Талли, ты уже подала заявление об уходе?
— Нет. Знаешь, я хотела просто не выйти в понедельник.
— Ты собрала вещи?
— Нет еще. Я думала собираться в понедельник. Или купить все новое.
— Новую одежду?
— Все новое, — ответила Талли. «А иначе разве я смогу быть спокойна, — подумала она, — глядя на вещи с Техас-стрит, купленные на деньги Робина».
Джек немного отстранился от нее.
— Талли, что происходит?
— Ничего.
— Неправда, мне кажется, ты что-то скрываешь!
— Ничего я не скрываю. Просто немного устала. Все будет хорошо, — поспешно сказала она, вставая. — Мне нужно идти.
Он снова притянул ее к себе и стал целовать. Талли закрыла глаза.
— Я уже говорила тебе, — нежно произнесла она, — что я люблю твои губы?
— Всего лишь каждый день, — ответил Джек. — Скажи мне это еще.
— Я люблю твои губы.
— А что ты еще любишь?
Талли крепко обхватила его обеими руками.
— Я люблю, — сказала он, — каждый чертов дюйм твоего тела.
— Покажи мне, как сильно, — хрипло проговорил он.
Талли показала.
— Останься до вечера, — попросил Джек. — Что они тебе сделают? Уволят?
Талли надела трусики.
— Нет, вызовут мою мать, и она обзовет меня шлюхой.
— Упокой Господи ее душу.
— Аминь, — заключила Талли.
Во вторник вечером Талли взяла детей и отправилась в гости к Шейки.
— Талли, ты просто ужасно выгладишь, — сказала ей Шейки.
— Спасибо, подруга, — ответила Талли.
— Что с тобой?
— Мало сплю, — объяснила Талли.
Женщины болтали в основном о детях, о школе, о работе Талли. Да, она ей нравится, сказала Талли. Да, все складывается очень хорошо. Тяжелая работа, нередко неблагодарная, но она считает, что это ее единственное призвание. Ее предназначение.
— Сейчас ты похожа на Грима Рипера, Талли, — сказала Шейки. — Ты выглядишь так, будто твое предназначение носить черное рубище и бродить с посохом по домам. Что случилось?
Талли молчала.
— Робин ушел из дома, — наконец сказала она.
— Во-о-от оно что… — Шейки прямо-таки задохнулась. — С чего это он?
— Дело в том, что я уезжаю в Калифорнию, — сказала Талли.
Помолчали.
— Вот оно что… — опять сказала Шейки. — Ты пришла попрощаться?
Талли кивнула.
— Ты забираешь обоих детей?
Талли кивнула еще раз.
— Он отдал тебе Бумеранга? Это просто невероятно! Ты ведьма, Талли. Какое заклятье тебе помогло?
— Я не могла уехать без Бумеранга.
— Когда ты уезжаешь?
— Скоро, — сказала Талли и подумала: «Как я ненавижу этот слово — скоро».
— Чудесно. Так какого же черта ты так мрачно выглядишь? Почему не сияешь от радости?
«Я не могу его оставить! Я не могу его оставить! Я не могу его оставить!» — кричало в голове у Талли.
— Просто много хлопот, — со вздохом ответила Талли, совершенно не думая ни о каких хлопотах. — Нужно подать заявление об уходе с работы. Нужно собрать вещи. Доделать кое-какие дела. Знаешь, Бог поздновато наделил меня совестью.
— При чем здесь совесть, Талли? — Шейки погладила ее по руке. — Мне грустно. Мне грустно, что ты уезжаешь Я буду скучать по тебе. Так, значит, он решил взять тебя с собой. Удивительно.
— А я решилась поехать. Это еще удивительнее, — неуверенно сказала Талли.
— Да, наверное. У вас уже есть где жить?
— Конечно. Он снят дом в Кармеле. Кармели — хорошо звучит, правда?
— Очаровательно, — сказала Шейки, но в глазах ее не было блеска.
Талли рассеянно кивнула.
— Послушай, Шейки, — вдруг спросила она. — Ты когда-нибудь смотрела свой выпускной ежегодник?
— Я частенько его смотрю, — ответила Шейки. — Так забавно видеть, какими мы тогда были. Ты с тех пор очень изменилась, Талли. Похорошела.