Талли не могла взглянуть в его глаза.
— Я не могу поехать, Джек.
— Он опять не отдает тебе Бумеранга?
Она держалась прямо — на большее в этот момент она была не способна. Она держалась прямо в его любимом платье, в его любимых белых босоножках.
— Талли, будь так добра, посмотри на меня, — серьезно сказал Джек. — Спасибо. Ну?
— Я не могу поехать, Джек Пендел, — повторила она.
Он подошел к ней и сжал ей виски. Талли посмотрела ему в лицо, но быстро закрыла глаза и едва слышно сказала:
— Я просто не могу.
Джек еще какое-то мгновение сжимал ей виски, потом опустил руки и сделал шаг назад.
После долгого молчания он сказал:
— Я знал это. Черт меня побери, я это хорошо знал.
— Прости меня, Джек.
— Талли, я снял для нас дом.
— Я знаю, — сказала она, ища глазами, на что бы опереться.
— Последние шесть лет я возвращался сюда только ради тебя, можешь мне поверить.
— Я знаю, — печально повторила она.
— Теперь, когда умерла моя мать, мне здесь вообще нечего делать. Я не хочу больше здесь оставаться.
— Я знаю, — в третий раз сказала Талли.
Джек глубоко вздохнул.
— Что случилось, Талли? Все будет хорошо. Нам пора.
Она не ответила и не посмотрела на него — он пристально вглядывался в ее опущенное лицо.
— Это не Бумеранг. Это что-то другое. Верно? — спросил Джек.
Она еще раз оглядела маленькое кладбище и уже искала, не на что опереться, а куда упасть. Она переминалась с ноги на ногу, ей очень хотелось, чтобы какой-нибудь звук разрушил невыносимую тишину. Издалека донесся вой полицейской сирены. Слишком далеко. Недостаточно громко.
— Говори, Талли, — Джек приготовился принять удар. — Я не буду тебе помогать в этом.
Она отвернулась, чтобы он не мог видеть ее лица. Или скорее чтобы самой не видеть его лица, этого неизменившегося, неменяющегося, прекрасного лица с такими же серыми, как у нее, глазами. Ей хотелось прикоснуться к его губам.
«Ты был прав, Джек Пендел, наш футбольный капитан, наш футбольный герой. Никого нельзя бросить безболезненно. Выходит, ты напрасно любил меня все эти годы? Выходит, ты любил меня, верил, что мне нужна только твоя любовь, что я так же, как ты, хочу уехать, и все это было напрасно? И я еще спрашивала тебя, не разобьешь ли ты мое сердце».
— Ох, Талли, — беспомощно произнес Джек.
Она сдерживалась, чтобы не заплакать, но все же не смогла побороть короткого отрывистого рыдания. Она открыла рот, но не могла выговорить ни слова, и совсем по- детски вытерла лоб тыльной стороной предплечья.
Джек перестал требовать, чтобы она смотрела ему в лицо.
— Скажи мне, — заговорил он охрипшим голосом. — Скажи мне.
— Джек, Джек… — прошептала она. — Прости меня.
— Скажи мне, Талли. Почему ты не едешь?
— Джек, я не могу переступить через всю мою жизнь, — с чувством сказала она. — Не могу. Не могу вдруг взять и погнаться за какой-то другой жизнью.
— Конечно, зачем тебе? Ведь радуги бывают и здесь.
Они говорили очень тихо.
— А как же Калифорния, Талли? — спросил Джек.
Талли вздрогнула.
— Я ведь проживу и без Калифорнии, правда?
— Да, конечно. Ты без чего угодно проживешь. — И добавил: — А как же я?
Талли сильно сжала ладони и поднесла их к губам.
— Я не могу оставить его, — выдавила она.
— Робина?
Она кивнула.
— Не можешь или не хочешь?
— Не хочу, — прошептала она.
Джек застонал.
— А я как же? Ты бросишь меня?
— Джек, я прожила с ним жизнь. Я родила от него ребенка…
— Ты и от меня родила ребенка, — перебил ее Джек. — Ты родила от меня Дженнифер.
— Я не могу его оставить, — повторила Талли.
Прошло несколько минут.
— Я не собираюсь отказываться от Дженнифер, — сказал он.
Талли еще сильнее сжала ладони.
— Джек, прошу тебя, не надо.
Он не сводил с нее глаз.
— Могу я попробовать уговорить тебя?
— Можешь, — сказала Талли устало, — но я бы этого не хотела.
— Могу я подать в суд, требуя родительские права?
— Если хочешь пропустить нас всех через мясорубку. Если хочешь отомстить мне.
— Думаешь, мне не отдадут ее?
Талли покачала головой.
— Не отдадут. И потом… ты сам знаешь, что Дженнифер должна остаться с мамой.
— Конечно, должна, — согласился Джек и схватил Талли за плечи. — Поедем, Талли.
Она попыталась высвободиться, но его руки держали ее очень крепко.
— Я не могу, Джек, — сказала Талли. — Просто не могу.