Она туго перебинтовала запястья, прошла в свою комнату и молилась там, клянясь Господу, что больше никогда, никогда не сделает этого.
Но время шло, раны зажили, остались только неровные, зазубренные шрамы. Талли забыла ощущение близости смерти и вспоминала только перекатывающиеся волны и скалы. Поэтому через некоторое время она снова вскрыла себе вены, потом еще и еще, не в силах устоять перед желанием ощутить, что ее омывает соленая морская вода.
Дженнифер лежала спиной к Талли. Толкнув ее и не получив ответа, Талли вздохнула и, чувствуя какое-то стеснение в груди, спросила:
— Джен, что с тобой? У тебя все нормально?
— Конечно. А почему ты спрашиваешь?
Талли похлопала ее по плечу.
— Дженнифер, ты больше не играешь в мяч. Не хочешь поговорить?
— Талли, здесь не о чем разговаривать.
— Так я и думала, — сказала Талли. — И ты всегда так. Ты забыла, с кем разговариваешь. И все-таки, — продолжала она, используя одно из выражений Робина, — может, есть что-нибудь, что ты хотела бы мне рассказать?
— Нечего рассказывать, Талли, — печально повторила Дженнифер. — К сожалению.
Набрав в грудь побольше воздуха, Талли спросила:
— Дженнифер, ты спала с ним?
Дженнифер не ответила и вдруг начала плакать. Талли онемела. Плачет! Она дотронулась до волос Дженнифер, приговаривая:
— Пожалуйста, пожалуйста…
«Плачет, Господи, из-за чего? Я не могу поверить, просто не могу поверить, неужели она плачет из-за…»
— О Талли… — Дженнифер всхлипнула, села на кровати и прислонилась к стене. Талли села рядом.
О Талли? Что это еще за «О Талли?» Дженнифер размазывала ладошкой слезы по лицу, как она делала, когда была совсем маленькая. Но, Господи, им было лет по десять, когда Дженнифер в последний раз плакала перед Талли.