Жена на кухне, а я тут!
Скрутил вокруг себя подушку,
как вдруг жена железной кружкой,
атаку начала!
Скрутил подушку туго-туго,
ну, думал, угощу подругу!
Что тут хитрить?
Пожалуй, в бой.
И вдруг утюг над головой!
Лиля задорно рассмеялась. Она с неподдельным интересом, наклонив голову, слушала Кайрата.
— Как много ты запомнил! — воскликнула она.
— Это ещё не конец стихотворения, — ответил Кайрат, — осталась пара строк.
— Я раскрыла уши, — она отбросила длинные волосы, шутливо показав орган слуха.
— Ну, слушай…, — в животе у Кайрата что-то булькнуло.
Он удивлённо глянул вниз, на пузо.
«Вот только несварения желудка и поноса мне не хватало! — подумал со страхом парень. — Позор мне, если в наше свидание просижу в позе орла на фарфоровой вазе!».
— Забыл? — прощебетала Лиля, — тогда начинай сначала. Скажи-ка, дядя, ведь недаром…
— На чём я остановился? — Кайрат интуитивно погладил себя по животу.
— Скрутил подушку и угостил подругу…, — напомнила внимательная девушка.
— Ага, Стебелёк! Вспомнил! Скрутил подушку туго-туго,
ну, думал, угощу подругу!
Что тут хитрить?
Пожалуй, в бой.
И вдруг утюг над головой!
Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
На кухне стали слышны речи,
я выну кирпичи из печи.
И вдруг на поле грозной сечи,
ночная пала тень.
Прилёг вздремнуть я у буфета.
И было слышно до рассвета,
как разбиралась печь…
В этот момент живот заурчал, словно пара-тройка голодных котят уселась на колени.
— Жаль. На самом интересном месте закончился стих! — с досадой сказала Лиля.
Кайрат потрогал живот. Урчание завершилось.
— Но тих, был мой бивак открытый,
я был помоями облитый.
И трогал свой опухший нос…, больше я не запомнил, — признался парень.
— А, каков финал стиха? Хотя бы в общих чертах? Они помирились?
— Кто помирился? — отвлечённо спросил Кайрат, прислушивающийся к внутренним ощущениям, творящимся в организме, так как общее количество котят прибавилось.
— Муж и жена?!
— Надеюсь, что помирились, — уверенно заявил парень. — Ох!
В него в животе развернулась настоящая революция. Одновременно урчало, ухало и булькало. У Кайрата создалось впечатление, что внутри поставили кастрюлю на плиту, став массово варить плов. Перемешивая огромной плошкой, методично закручивали кишки. Лиля заметила перекошенную физиономию побледневшего Кайрата.
— Что случилось? — забеспокоилась она.
— Ничего, — скрючился молодой человек. — Прихватило!
— Ложись на диван.
— Сейчас пройдёт, — парень держался за живот. — Что я ел сегодня? Картошку, сосиски и чай.
— Ещё пирожки с мясом, купленные на остановке, — укоризненно напомнила Лиля, — говорила тебе, что опасно покупать с рук всякую сдобу.
— Ой! Говорила, — признал правоту девушки Кайрат, — больше не стану поступать подобным образом.
— Я чувствовала, что они оказались испорченными.
— Ох! Зачем не помогла мне, Стебелёк, слопать эти тухлые пирожки? — сквозь внутреннюю боль попытался, пошутить молодой человек.
— Если бы знала, что так закончится, то отняла бы, — начистоту ответила она.
В животе булькнуло, как в канализационном колодце. Затем стало невыносимо. Болезненный вихрь набрал обороты.
— Отлежись и всё пройдёт, — погладила Лиля руку Кайрата.
— Кажется, мне надо передислоцироваться с дивана на другое место, — покраснел Кайрат.
Он, согнувшись, встал.
— Стебелёк, включи телевизор. Я вынужден ненадолго оставить тебя!
Когда Кайрат вышел из туалета, он услышал шум воды, раздающийся из кухни. Зайдя в комнату приёма пищи, он увидел чисто вымытые тарелки и чашки, аккуратно сложенные на сушилке. Лиля отмыла всю посуду, сваленную Кайратом в раковину.
— Стебелёк, я же обещал, что сам перемою посуду, — мягко пожурил он.
— Мне не тяжело! Тем более, нечем было заняться и ты, честно говоря, вряд ли смог бы выполнить обещание.
Кайрат плюхнулся на стул.
— Наверное, Стебелёк, я бы отдал тебе оба…
— Что?
Кайрат вымученно улыбнулся.
— Я бы тебе подарил оба пирожка.
— Каким же щедрым ты стал! — улыбнулась Лиля. — Зачем не отдал мне?
Кайрат с серьёзным видом отрицательно покачал головой. Он стукнул себя по груди.
— Если бы ты, Стебелёк, взяла, эти чёртовы пирожки, тогда бы ты страдала и сидела, пардон, на белом стульчаке. Нет! Пускай это лучше буду я!