— О, это просто, — быстро нашлась девушка, — принцесса любит меня и часто отдаёт свою одежду, которая ей надоела. Зовут меня Самина. Скажите, а где находятся владения вашего отца?
Разговаривая так, молодые люди прошли к беседке и сели на топчан. Служанки быстро принесли лепёшки, халву, фрукты, накрыли дастархан. У бедного Шарифа маковой росинки с утра во рту не было, но он даже не взглянул на богатое угощение, любуясь девушкой. Юноша уже понял, что перед ним единственная, обожаемая дочь эмира — прекрасная Лейла, но это уже не имело для него никакого значения.
Прочитавший много книг, юноша принялся рассказывать о дальних странах, путешествиях и приключениях. Красавица слушала его затаив дыхание. Время летело, как пущенная стрела. Не успели молодые люди обменяться, как им казалось, и парой слов, а уже остались пропущенными их вечерние занятия. Служанки, которые не смели им мешать до этого времени, позвали госпожу готовиться ко сну. Перед тем как уйти, Лейла, до сих пор упорно называвшая себя Саминой, приказала принести юноше одежду стражника, чтобы он мог выбросить свои обноски. Условившись о следующей встрече, собеседники, наконец, расстались.
Ночь Шариф провёл у калитки, боясь пропустить момент, когда наступит утро и ему будет позволено встретиться с его ненаглядной Саминой-Лейлой. Стража несколько раз проходила мимо него, но воины, увидев одежду юноши, решили, что это новенький, которого поставили охранять старую калитку. Как только первые лучи солнца коснулись верхушек самых высоких деревьев, юный подмастерье уже сидел в беседке. Через несколько минут туда прибежала девушка.
Заспанные служанки появились чуть позже. Потратив немало усилий, им удалось уговорить молодых людей хоть немного поесть — увлечённые друг другом, они забыли обо всём на свете, и начали сохнуть на глазах. Несколько дней продолжались их встречи, пока одна из служанок, особенно любящая поспать, не донесла визирю о появлении возлюбленного у принцессы. Однако придворный, опасаясь гнева эмира, не решался сообщить об этом господину, но приказал усилить охрану дворца. Своей цели этим приказом он не достиг — стража привыкла видеть Шарифа каждый день и, окончательно решив, что он один из них, не тронула юношу.
Ничего этого молодые люди не знали. Шариф сочинял стихи, а Лейла, обладающая чудесным голосом, пела их, подыгрывая себе на аль-уде. Слушая их, служанки сплели из прекраснейших цветов изящные орнаменты и украсили ими беседку, скрыв таким образом счастливую пару от посторонних глаз. Диковинные фрукты, изумительный рахат-лукум, сладкий щербет и медовая пахлава не переводились на дастархане, как и другие изысканные блюда. Влюблённые жили как в раю. Как знать, может ради таких вот нескольких дней и стоит жить на свете.
Счастье не может длиться долго и беда в скором времени пришла. Она приняла облик закутанного по самые брови в чёрный плащ, злого магрибского колдуна. Когда-то давно он оказал неоценимую услугу властелину города в битве против его злейшего врага — эмира Муджавира. За это маг потребовал отдать ему девушку, которую тогда никто не знал. Но не сразу, а через шестнадцать лет после того, как она выйдет замуж. Если же она не доживёт до этого времени, то вместо неё отдать ребёнка, которого она родит в браке. Правитель вынужден был согласиться, иначе бы он потерял свои владения.
Пришло время рассчитываться по долгам. Колдун прибыл в город. Эмир, готовый сдержать данное когда-то давно слово, принял гостя. Он приказал проводить колдуна в свои покои, накрыть для него дастархан и усладить глаза танцами молодых рабынь. Когда приличия были соблюдены, эмир попросил указать на ту женщину, которую он вынужден будет отдать. «Она умерла, — отвечал колдун, — но оставила после себя ребёнка. Ты отдашь мне его». «Хорошо, — сказал Фаридун, нахмурившись, — я не привык торговать детьми, но слово сдержу. Укажи мне на его отца, и я сделаю всё возможное, чтобы смягчить горе несчастного».
Колдун расхохотался и закричал: «Призываю небо в свидетели — ты подтвердил своё слово». Затем он указал гордому властителю на трон: «Этот человек сидит здесь. Глупец, ты тогда ничего не понял, и сейчас никак не догадаешься. Начинай делать всё возможное, потому что этот несчастный — ты». Непочтительное обращение возмутило Фаридуна. Он вскочил с подушек, на которых возлежал и воскликнул: «Никто не смеет так разговаривать со мной. Пусть небеса покарают меня за нарушение законов гостеприимства, пусть весь мир ополчится на меня, как на клятвоотступника, но ты ничего не получишь. Ты и умрёшь прямо сейчас».
Смертные не в силах причинить вред колдуну, но сильным мира сего, во власти которых тысячи жизней их подданных, ниспосланным править миром, дано право прикасаться к магрибским магам. Крепкая сталь в руках эмиров не теряет своих качеств и способна нанести вред всем, кого коснётся. Поэтому Фаридун выхватил из-за пояса острый кинжал работы знаменитых дамасских мастеров, с которым не расставался даже в постели и ударил им колдуна.