— Да, любовь… И что же она, Мамед? — так же осторожно спрашивает геолог, наблюдая за потухшими угольками.
Мамед печально опускает голову.
— Нет, она ничего не знает. Один раз она играла возле своего дома, под большим карагачом, с подругами. Я все время следил за нею. Сердце у меня так билось, мне казалось, она услышит и подойдет. Но она не подошла. Я все время смотрел на нее. Вот, думаю, как только она останется одна, я подойду к ней и все скажу. Но они долго бегали, резвились и хохотали. Наконец, подруги ее убежали, и она осталась одна. Ноги стали каменные у меня, начальник. Но я пересилил себя, и встал, и подошел к ней. Мне нужно было сказать ей только одно слово — люблю. Одно слово, начальник. А я ничего не мог сказать. Я стоял возле нее и не мог пошевелиться, не мог раскрыть рта. Тогда она рассмеялась, взмахнула своими косичками и убежала.
Мамед тяжело вздохнул.
— А на земле осталось вот это, — он разжал ладонь, и Мирченко увидел лиловую шелковую ленточку. — Это ее.
Мамед замолчал.
— А вчера ее продали, — внезапно закончил он свой рассказ и резко отвернулся.
— Как продали? — вскричал Мирченко, удивленно отшатываясь.
— Мой хозяин Дурдыев дал за нее большой калым. А родители Дурсун были бедняки. Вот они и согласились. Хотели и старшую дочь Тоушан продать, но она в Ашхабад убежала. А Дурсун продали.
Он схватил лежащие возле кибитки ветки саксаула и стал в исступлении ломать их и швырять в затухающий костер. И пламя постепенно разгоралось, как его боль и ненависть, и даже дождь не мог погасить его.
— Успокойся, — тихо произнес Мирченко. — Этим горю не поможешь. — Он потер глаза и глубоко задумался. — То, что ты мне рассказал, Мамед, ужасно. Но в этом, есть и доля твоей вины. Да, да, — повторил Мирченко, увидев, как вздрогнул юноша. — Ты не добивался своего счастья, своей мечты. А счастье никогда само не идет в руки. Если бы девушка знала о твоей любви, все было бы иначе. Но ты молчал. Ты упустил свое счастье.
Мирченко крепко сжал кулаки.
— Если бы такой Дурдыев встал на моем пути, я бы… Я убил бы его!
Мамед с удивлением и испугом взглянул на своего начальника. Таким он не видел его еще ни разу.
— Нужно добиваться своей мечты, друг, иначе не стоит жить на свете, — сказал геолог.
Дождь все усиливался. Слышно было лопотанье струй, стекавших по брезенту палатки, барабанный стук капель.
— Где ты работал последнее время? — спрашивает Мирченко, чтобы нарушить молчание.
— У Дурдыева, — неохотно отвечает Мамед. — Пас овец хозяина.
Произнося последнее слово, он злобно кривил губы.
— И ты встречался с ней, с Дурсун?
Юноша печально кивает головой.
— Он держит ее под замком. И у него столько овец и верблюдов! А у моей матери ничего нет. Разве к этому призывал Ленин?
В словах юноши горечь и боль.
— Нет, Мамед, Ленин призывал не к тому. Он говорил о свободе, которая должна прийти к народам Востока. Но за эту свободу, за новую жизнь нужно бороться, Мамед. Неужели ты не понимаешь меня?
Мамед горячо пожимает руку своего начальника.
— Я не хочу возвращаться к овцам хозяина, — горячо шепчет он. — Я хочу стать рабочим, начальник.
Мирченко обнимает юношу.
— Не горюй, Мамед. Может быть, еще и сбудется твоя мечта.
Собеседники надолго замолкают. Под монотонный шелест дождя они засыпают беспокойным, чутким сном.
…Мирченко не был новичком в этих горах. Всего лишь два года тому назад, в 1930 году, он побывал здесь в качестве практиканта вместе со своим учителем, известным геологом Сафьяновым.
Сафьянов слыл знатоком среднеазиатских горных районов. Поэтому никого не удивило, что ВСНХ Туркмении обратился именно к нему с просьбой изучить сероносность Карлюкского района. Сафьянов дал свое согласие и в качестве помощника взял с собой студента-выпускника Степана Мирченко.
Мирченко сразу же обратил внимание на странное поведение своего учителя и руководителя.
Сафьянов словно заранее исходил из того факта, что серы здесь нет и быть не может. В лучшем случае, — это небольшие выходы, не имеющие промышленного значения.
Мирченко с изумлением следил за действиями своего маститого шефа. Выработки, которые он закладывал в поисках серы, были неглубоки. Кроме того, их было очень мало, и они давали данные только о весьма небольшой площади. В то же время все говорило о том, что здесь должен быть мощный пласт серы.
Мирченко осторожно поделился своими соображениями с начальником геологической партии. Сафьянов вспылил.