Выбрать главу

Макарову страшно хотелось встать и зажечь свет. Что же это может быть? Но он не встал до рассвета — поленился. А утром заглянул под кровать, там никого и ничего не было.

«Чертовщина какая-то», — даже сплюнул с досады Макаров.

И вот, подойдя к станций, он снова поразился. Здание станции, похожее на мечеть, вдруг стало медленно наклоняться прямо на него. Потом снова выпрямилось и снова наклонилось. Земля качнулась под ногами Макарова.

«Землетрясение», — наконец-то догадался Макаров и рассмеялся. Но смеяться не было причин.

Через полчаса к Макарову подошла Наталья. У нее было нахмуренное, злое лицо. Она не смотрела в глаза Макарову, а куда-то в сторону.

— Я должна тебе сообщить… — заговорила она таким холодным тоном, что Макаров поразился. «Что это она вдруг? — подумал он. И в ту же минуту мелькнула мысль: — Неужели из-за Нины? А что ей Нина, что ей я? Неужели тут в самом деле примешано ее чувство ко мне? Но ведь она уже давно дружит с Николаем».

До его сознания, наконец, дошло то, о чем говорила ему Наталья.

— Что? — вскрикнул он, бледнея. — Что ты сказала?

— То, что ты слышишь, — тем же недовольным тоном и по-прежнему отводя глаза повторила Наталья. — Место разобранного завала вновь засыпано. Ночью и утром были толчки. Шесть или семь баллов.

— С ума сойти! — выдохнул Макаров, утирая пот со лба. — Просто можно сойти с ума! Ведь мы на эту работу затратили сколько рабочих дней. И все насмарку!

— Ты думаешь только о рабсиле и зарплате, — зло улыбнулась Наталья. — А нужно смотреть пошире. Это провал нашего нового варианта. Того, о чем мы болтали все лето. И провал не только, как бы сказать, физический, но и политический.

— Что ты хочешь сказать?

— Это не я говорю, а все рабочие. А уж откуда они взяли, не знаю. А говорят они о том, что будто бы эти горы, в которых проходит трасса, священны. И вот нас — кто, уж там не знаю, аллах или Магомет, — наказал за нашу дерзость.

— Чепуха какая-то! — вскрикнул Макаров. — Кто только распространяет эти слухи? А вы куда смотрите — комсомольцы!

Наталья пожала плечами и ушла, высоко подняв голову.

Что с ней?

Макаров долго, как бы в полусне, смотрел ей вслед. Какой-то озноб пробежал по его телу. Вот опять. И так болезненно заныла спина, закружилась голова.

«Что это?» — подумал он, проводя рукой по липкому от пота лбу. Это была малярия…

Болезнь все больше и больше распространялась на стройке. Начиналась она с легкого головокружения и ломоты в спине, словно кто-то сверлил спину тоненьким сверлом. Потом человека валило с ног. Его трясло, ему было холодно. На него набрасывают одеяла, подушки, верхнюю одежду. А ему все холодно, он выбивает зубами зловещую дробь.

На дворе пылает солнце, стоит жара. Больного трясет час или два. Озноб прекращается. Покрытый липким холодным потом, человек вылазит из-под одеял и жадно пьет воду. Он идет пошатываясь. Болезнь покидает его, чтобы на следующий день, точно в эти же часы, снова сломить и бросить в постель.

В бараке с каждым днем становилось все больше и больше больных. Они, кутаясь в одеяла, стонали на нарах, бледные и истощенные, и никто ничем не мог им помочь.

Правда, с малярийной станции привезли хину. Ее глотали с водой и без воды, просто завернув в папиросную бумагу, глохли от нее, но облегчения она не приносила.

Когда кто-то из приезжих врачей сказал, что от малярии можно спастись, переменив климат, многие рабочие начали покидать стройку.

На дороге болели уже все. Только Маруся держалась дольше всех и даже распевала специальную «малярийную» частушку:

— Я девчоночка Мария, Родом я крестьянская, Что мне ваша малярия, — Среднеазиатская!

Держался и Макаров. Но вот пришел и его черед.

С трудом дошел он до конторы и, как подкошенный, свалился на постель. Сразу же его начало трясти.

— Виталий Александрович, — щелкая зубами, попросил он Буженинова, — набросьте на меня пальто, ради бога, чертовски х-холодно.

Буженинов торопливо накрыл его своим одеялом, пальто и еще чем-то («Комплектом старых газет», — шутил потом Макаров), но его продолжало трясти.

— Вот это хвороба проклятая, — жаловался он, выбивая зубами барабанную дробь, — и откуда она взялась на мою голову!

— Это все местные комары, — сокрушенно разъяснял Буженинов, протирая очки, — анофелесы, которые во множестве развиваются в орошаемых местах. В теле комара некий паразит — плазмодий, собственно, и вызывающий это заболевание.