Солдатенков одним глотком выпивает водку и, подойдя к своей койке, валится на нее.
— Спать хочу, — сонным голосом произносит он. — Сильно спать хочу.
В бараке глухая, неприятная тишина.
Наталья морщит лоб, силясь отогнать тяжелые думы. Набросив на плечи платок, она выходит.
Ей бросается в глаза какая-то возня возле конторы. Там ярко горит свет, раздаются чьи-то громкие голоса.
«Макаров приехал», — догадывается она.
Невольно она делает несколько шагов по направлению к конторе, но потом резко поворачивается и уходит в сторону. Кажется, кто-то окликает ее:
— Наталья!
Это голос Макарова. Но она ускоряет шаги, тоненьким платочком вытирает набежавшие на глаза слезы.
…Уже была поздняя ночь, когда Солдатенков оделся в темноте и вышел во двор. Ночь была темная, прохладная. Кутаясь в пиджачок, он торопливо, оглядываясь по сторонам, зашагал по направлению к усадьбе Дурдыева.
Никто не видел, как ушел он, и никто не знал, когда он возвратился.
НА ГОРЕ СОЛДАТЕНКОВА
Взрыв скалы на девяносто пятом пикете был произведен утром, около восьми часов. Скала была раздроблена и отброшена в сторону, открыв дорогу к руднику.
А ровно в полдень, во время перерыва, землекопы обнаружили тело бригадира Солдатенкова, предательски убитого ножом из-за угла.
Он лежал ничком у отброшенного взрывом валуна, поджав руки, словно в последнее мгновение хотел подгрести к себе землю, за которую отдал жизнь.
…В кабинете начальника заставы стояла тишина.
Сабо долгим напряженным взглядом смотрел на Макарова.
— Когда вы вскрыли этот конверт? — сухо и неприязненно спросил он.
— После возвращения из Ашхабада, — мучительно краснея, ответил Макаров.
— А получили?
— Получил это письмо на вокзале, в день отъезда. Я положил его в сумку, ну и… забыл о нем.
Сабо, всегда спокойный и уравновешенный, грохнул кулаком о стол так, что во дворе залаяла собака.
— Вы мальчишка, Макаров, — почти шепотом заговорил он, тяжело дыша. — Вам нельзя доверять жизнь людей. Неужели вы не понимаете, что идет борьба не на жизнь, а на смерть? И вы не пешка в этой борьбе. Вам поручены люди. Вы отвечаете за их жизнь и благополучие.
Сабо сел и тотчас же снова вскочил, словно не мог найти себе места.
— Вас кто-то решил предупредить, вам прислали письмо, что враги затевают нехорошее дело. Это уже не слухи. Здесь даже названо имя убийцы — Дурдыева. А вы?.. Вы даже не вскрыли этого письма, потому что спешили в Ашхабад. К кому? Зачем?
Макаров молчал.
— Но ведь вчера ночью вы все же прочли это письмо. Почему же вы?..
— Я ходил к нему, — глухо произнес Макаров, не поднимая головы. — Он отказался.
— Кто? — круто остановился начальник заставы.
— Я утром, на рассвете пришел к Солдатенкову, разбудил его и сказал, что от взрыва следует воздержаться. Что это место можно обойти. Я предупредил его об угрозах… о письме то есть…
— И что же?
— Он был какой-то мрачный, возбужденный. «Не мешайте мне спать, прораб, — говорит. — Я сильно наработался за день».
— Почему же вы не пришли ко мне? — снова вскипел Сабо. — Это ваша большая ошибка, Макаров. Непростительная ошибка. Вы хотите жить в одиночку, а это не выйдет. У нас коллектив. Мы все вместе воюем за общее счастье.
— И на черта им нужна эта гора? — мрачно выдавил из себя Макаров. — Чего они хотят от нас, что им нужно?
Сабо внимательно посмотрел на прораба.
— Им нужно, чтобы мы отступили, чтобы мы отказались от богатств, таящихся в этих горах. Они делают все, чтобы помешать нам стать еще богаче и сильней. Неужели непонятно?
Макаров встал.
— Дорога все равно будет построена, — твердо произнес он. — А за свою ошибку я готов нести любую ответственность…
Сабо тяжело вздохнул.
— Человека нет, вот что самое главное.
…Был ясный солнечный день. Горы стояли залитые солнцем, темные, неподвижные, врезываясь своими бесчисленными уступами и зубцами в чистое, голубое небо.
По такиру, направляясь к месту погребения, двигалась процессия. Люди шли к девяносто пятому пикету, где решено было предать земле останки бригадира Сергея Солдатенкова. Гроб его, обитый красной материей, стоит на кузове автомашины, медленно двигающейся по гладкой поверхности такира.