…Это произошло темной, осенней ночью. В михманхане Дурдыева собрались почетные гости.
Внимание всех было приковано к высокому незнакомому человеку в чалме, который, низко опустив голову, исподлобья поглядывал на своих сотрапезников. После того, как угощение было съедено, он заговорил:
— Вы не смогли помешать пришельцам добывать из гор богатства, не принадлежащие им. Это очень плохо. Теперь они готовятся к взрыву скалы, на которой покоится прах имама Саида. Человек, который взорвет гору, должен быть убит…
— Гору будет взрывать Солдатенков, — вполголоса, не поднимая глаз, произнес Ниязов.
— Кто это? — поднял голову человек в чалме.
В глазах Ниязова блеснули жестокие огни.
— Это тот самый человек, который осмелился защищать от гнева мужа Дурсун и ударил Дурдыева.
— Ударил? — брови человека в чалме высоко поднялись. — Тогда… — Он чуть помедлил, глаза его, строго сузившись, остановились на Дурдыеве. — Тогда это сделаешь ты…
Дурдыев вскочил.
— Я не могу этого сделать. Сразу же все поймут, что это я. Что будет с моим домом? С моими женами, с детьми?
— Ни в чем не сомневайся. Если они отберут у тебя дом, ты потом получишь десять. Ты понял меня, человек?
Дурдыев еще ниже опустил голову.
— Хорошо, я сделаю это.
За дверью раздался звон разбитой тарелки: Дурсун, принесшая гостям большое блюдо сладостей, затаив дыхание, слушала весь этот разговор.
Дурдыев сразу же оказался возле онемевшей женщины. Пламя светильника, падавшее из ниши в стене, осветило его хищное, обезображенное злобой лицо. Впившись костлявыми пальцами в плечо Дурсун, Дурдыев с силой сжал его. Женщина застонала. Из глаз ее хлынули слезы.
— Ты все слышала? — зловещим шепотом спросил Дурдыев.
— Зачем этот плохой человек пришел к нам? — сквозь слезы проговорила она. — Пусть он уйдет отсюда.
— Замолчи! — крикнул Дурдыев.
Больше она ничего не помнила.
Очнулась она в башне, на глиняном полу, истерзанная и избитая.
Приставную лестницу сразу же убрали: Приставляли ее лишь тогда, когда Дурдыев приносил узнице скудную пищу. Дурсун нашла в мусоре огрызок карандаша, написала небольшую записку и бросила ее вниз. Записку подобрал мальчик Джума, сын одного из пастухов.
Прочтя записку, Джума понял, что он должен отдать ее какому-нибудь важному начальнику, и отдал ее начальнику станции.
Начальник оказался трусом. Сначала он решил попросту уничтожить записку. Но затем, передумав, запечатал ее в конверт и на конверте красивым канцелярским почерком вывел: «Начальнику «Дорстроя».
Так записка попала к Макарову.
А Дурдыев поднялся на башню и безжалостно избил Дурсун. Она кричала. Он заткнул ей рот тряпкой. Дурсун снова потеряла сознание.
…Дурсун лежала на узкой кровати, прикрытая розовым шелковым одеялом сестры. На ее побледневшем лице уже появился легкий румянец. В молодости раны заживают быстро!
Мамед принес ей букет полевых гвоздик. Она отрывала лепестки и шутя прикладывала к своим губам.
— Твои губы ярче этих цветов, — шептал Мамед. — Ты слышишь, Дурсун?
Она пожимает плечами и укоризненно смотрит на юношу. Вот выдумывает!
— Скажи, Дурсун, — тихо спрашивает юноша, — ты любила его?
— Кого? — удивляется она, и брови ее поднимаются кверху двумя золотыми змейками.
— Его, Солдатенкова, — глухо произносит Мамед, не поднимая глаз.
Глаза Дурсун темнеют. Ей так жаль этого человека!
— Я видела его только один раз, Мамед. Это был первый человек, который защитил меня, он отвел занесенную на меня руку.
Темный румянец заливает щеки Мамеда. В этих словах он слышит себе упрек.
— А он очень любил тебя, Дурсун.
Девушка поражена.
— Что ты говоришь, Мамед! Он даже не заметил меня, такую маленькую. Это неправда, Мамед!
— Нет, это правда, — твердо произносит юноша. — Он часто бродил здесь, под стенами этой усадьбы, чтобы увидеть тебя. А потом он хотел похитить тебя, спасти…
Дурсун вскрикивает и закрывает лицо руками.
От этого движения край одеяла отворачивается, обнажая ее худые плечи и упругую грудь. Мамед, закусывая губы, отворачивается. Как ему хочется обнять ее, прижать к сердцу, поцеловать эти милые губы и глаза. Почему нельзя этого сделать?
— Да, да, — успокоившись, продолжает юноша. — Он пришел сюда ночью, я дал ему план усадьбы. Он уже было проник коридором во двор, но на него напали собаки.
— Я слышала этот крик и лай, — вскакивает Дурсун.
Одеяло совсем сползает с нее, и она стыдливо натягивает его на плечи.