— Ты иногда странный, — произносит Марк за спиной и включает при этом свет.
— Погаси, — просит Алексис, жмурясь. Прикрывает глаза ладонью.
Он и не думал искать включатель — и так хорошо различает окружающие предметы. Лампочка тусклая и мигает, видимо, проводка неисправна.
Марк тяжело выдыхает. Чешет затылок и все-таки выключает свет.
— Ничего не видно, — говорит альфа. Приближается. Чем ближе он, тем отчетливее скрип половиц и ускоренное сердцебиение.
— А зачем нам свет?
Алексис поворачивается, осознавая, что в скудном освещении через окно Марк не увидит на его лице довольную ухмылку. И не ухмылку даже — оскал, обозначающий, что все идет по плану. По внезапно возникшему желанию — настолько мощному, что и мысли нет о сопротивлении.
Он хочет Марка, и он его получит.
Прямо сейчас.
Что-то непривычное отзывается на его мысли, вызывая волну по коже. Энергия эта останавливается на кончиках пальцев, и Алексис приподнимает руку, рассматривая. Чувствует, но не видит.
Говорят, Енки могут навевать эмоции. Контролировать людей. Знать бы только, как — силой мысли, ритуалами? Тело будто само подсказывает. Покалывания в пальцах намекают — высвободи, прикоснись к Марку, передай ему импульсы, зачаруй.
Алексис хмыкает.
«Кажется, я выбрал Марка своей парой. И точно как писалось, я не намерен его отпускать. Это похоже на больную одержимость… но мне нравится. Нравится видеть, что и без моего влияния Марк ко мне небезразличен. Его сердцебиение, дыхание, запах», — он улыбается в полутьму, чуть приподнимая подбородок. — «Он весь мой».
— Ты… так пахнешь, — шепчет альфа, склоняясь и обжигая кожу дыханием. Неровными вдохами-выдохами: Марк на грани. Но держится, принципов не предает и не трогает «пока замужнего» омегу.
Алексис первым нарушает сантиметры пространства между ними. Прикасается. Покалывания в руках от этого становятся менее интенсивными. Он проводит по шее, чувствуя, как Марк нервно сглатывает — кадык ходит туда-сюда под кожей. Алексис прослеживает это движение пальцами, совсем не думая о странности действий.
Марк его не отталкивает, Марк соблазняется. Альфий феромон усиливается.
Ощущать власть над ситуацией непривычно, но в то же время приятно до одури. Алексис жмурится, когда Марк кладет ладонь ему на талию и прижимает к себе, продолжая сбито дышать в ухо.
«Ну же, ну же!» — Алексис почти слышимо рычит, желая, чтобы Марк сорвался в эту же секунду. — «Не сопротивляйся мне», — и заглядывает в глаза, гипнотизируя.
Завлекает, чарует, не убирает руки с шеи. Он распускает собственный аромат, подобно лепесткам лилейника, вокруг себя: и ему мерещится, словно пространство от этого наполняется красноватой дымкой.
Алексис почти физически ощущает напряжение Марка, его внутреннюю борьбу, незаметную на лице. Альфа сжимает челюсти, кажется — вот-вот оттолкнет, но вместо этого обнимает. И еще, еще сильнее. До приятной боли.
Внизу живота наливается тяжелым теплом. Он замечает, что от переизбытка эмоций сжимает ладонь на шее Марка. Алексис ослабляет хватку, но не успевает ничего сделать, как альфа приближается, натыкаясь носом на его нос. Неуклюже. Дыхание на губах — Марк не видит в темноте. Но Алексис рассматривает каждый оттенок радужки, расширенные донельзя зрачки. И приближается сам, первым целуя. Марк бездействует недолго — это прикосновение, кажется, ломает последние доводы разума. Альфа впивается в его губы с таким напором, что Алексис тоже теряет самообладание. Да, да, да! Получилось.
Получилось!
Это не радость, это полнейшая эйфория. Поцелуй все длится и длится, границы приличия изрезаны и выброшены за порог дома. Алексису нравится создавать вид, что он во власти альфы. Особенно зная, что истинный властелин тут — он сам.
Дышать тяжело. Марк отстраняется на короткий миг, наверняка пытаясь разглядеть лицо. Алексис перемещает ладони к его щекам, вычерчивая контуры. И снова поцелуй — мягче. Губы пекут, тело горит, тянет, тянет вперед. Подталкивает.
Алексис отвечает на поцелуй не спеша, растягивает удовольствие, наслаждается. Откуда в нем столько смелости, откуда знание, как и что правильно делать? Он проталкивает язык, размыкая губы альфы, натыкаясь им на зубы. Попутно стягивает с себя кардиган вниз. Отдаленный стук напоминает, что вместе с одеждой на пол падает нож — пусть. Он с Марком, значит бояться нечего.
— Твой запах… — почти невнятно шепчет альфа, стискивая его бока руками так, что точно останутся следы. — Я схожу с ума, — прямо в глаза. — Что ты со мной делаешь? — и снова к шее губами. Алексис не стыдится стонать. Ему хорошо везде, где касается Марк.
— Да-а, — только и выдавливает он, склоняя голову в сторону, подставляя шею под поцелуи.
Марк вовсе не нежен. Грубоват: вместо гладить, сжимает. Проходится ладонями по спине к ягодицам. Стискивает по собственнически, а Алексис приглушенно ойкает, не ожидая настолько откровенных ласк. Ему нравится эта сила. Нравятся руки Марка, с загрубевшей от тяжелой работы кожей. Нравится низкий голос полушепотом, неразборчивые слова.
Он не боится возможной боли — это тело не девственно. Желание затмевает все прочие ощущения. Алексис не медлит, отвечая на хаотичные поцелуи, беглые прикосновения-стискивания. Происходящее слишком быстро набирает обороты, чтобы думать о чем-либо кроме получения удовольствия.
Они стаскивают с друг друга одежду, выбрасывая куда-то на пыльный пол. Алексиса не беспокоит собственная нагота — ему приятно видеть в глазах-действиях альфы ответное желание. Он ощущает эмоции Марка на себе — ощущает, насколько желанный для него. И эта смесь незнакомых доселе импульсов поддергивает продолжить.
Все это для него впервые — но будто в тысячный раз.
Кожей к коже — больше прикосновений, передачи импульсов. Алексис завлекает Марка за собой, на кровать, падая на нее голой спиной и случайно ударяясь головой о стену. Отголосок боли теряется, как только соблазненный Марк нависает, смотрит с обожанием и целует, проникая языком в рот — неприлично, влажно. Алексис обвивает его шею руками, бегло скользит по горячей коже и выше, к волосам. Пряди сухие и курчавые — как колкая солома, но Алексис стискивает их, оттягивая голову Марка чуть назад, чтобы сказать:
— Продолжай, — хотя он понимает, что заманенный в сети Енки человек уже не выберется по прихоти. — Сделай меня своим, — то ли просьба, то ли приказ.
Его слова побуждают Марка к действиям. Альфа разводит его ноги в стороны, скользит ладонями ближе к паху. Но… это не то.
Власть. Алексис хочет управлять процессом, а не лежать безучастно. Он отталкивает Марка, откатываясь в сторону.
— Что?.. — Марк садится, не договаривая, когда как Алексис без лишних слов залезает к нему на колени.
— Хочу быть в этой позе, — он надавливает альфе на грудь рукой, заставляя прижаться спиной к стене. — Сверху, — и закусывает при этом пересохшие резко губы.
Впрочем, губы недолго остаются сухими. Марк снова его целует, прижимая к себе за талию. Сидеть на альфе удобно — Алексиса даже не смущает его возбужденный член, прикасающийся к его собственному.
Он не знает, откуда знает, как это делать. Просто следует инстинктам тела, мышечной памяти, непонятно когда и как наработанной.
Алексис забывается, не думает, полагаясь на инстинкты. Он первым разрывает поцелуй, отодвигаясь назад. Заглядывает в глаза — и более не разрывает зрительный контакт. Контролирует, упивается полнейшей властью над ощущениями человека. Его человека. Избранной им пары.
И контроль этот так дурманит, что Алексис не выдерживает. Заводит руку за спину, прочерчивая пальцами дорожку к расселине. У ануса липко — естественная смазка. Много смазки. Только сейчас он понимает, насколько возбужден.
Он не отводит взгляда, приподнимаясь. Будет больно — и пусть. Он лишь слегка насаживается на член, сопротивляясь Марку, который держит его за ягодицы и пытается опустить ниже. Алексис еле удерживается, чтобы не выкрикнуть. Больно. Это действительно больно. Но не давая себе привыкнуть, он насаживается дальше, поддаваясь что ближе к альфе и теперь соприкасаясь с ним кожей груди. Пульсация, неприятное чувство растянутости тоже не останавливают. Он шипит, стискивая челюсти. Алексис поддается рукам альфы и позволяет ему опустить себя до упора.