Однажды, бродя по соседнему кварталу, он наткнулся на библиотеку. Постояв с полчаса на другой стороне улицы и понаблюдав, как снуют туда-сюда молодые люди со стопками книг, он все же решился и сам направился к высоким резным дверям.
Молодая азиатка улыбнулась ему из-за стойки.
— Я вижу, к вам заходят одни студенты, — поздоровавшись, сказал Мустафа. — Возможно, для такого старика, как я, у вас ничего не найдется?
— Уверена, что найдется. Загляните в читальный зал, там сидят столетние дамы. Они перелистывают газеты своей молодости, и, знаете, месье, я им завидую.
— У вас хранятся столь древние газеты?
— Естественно, копии. Но сделаны очень добросовестно. Что вас интересует?
— Историческая литература.
— Без сомнения, вы найдете все, что вам нужно.
Она любезно помогла ему заполнить формуляр, после чего подвела к столику с компьютером, чтобы он смог сделать заказ.
Мустафа до сих пор испытывал робость при виде монитора и клавиатуры. А тут еще клавиши оказались полустертыми, и он почти не различал на них букв. Увидев, что посетитель пришел в замешательство, девушка сама подсела к компьютеру и спросила:
— Что будем искать? Определенную книгу? Автора? Или тему?
Он откашлялся и с трудом произнес:
— Геноцид… Армянский геноцид.
Кошмарные слова были произнесены — и ничего не случилось. Мир не рухнул и даже земля под ногами не задрожала.
— Как пишется «геноцид»? — сама себя спросила девушка-азиатка, молниеносно пробежав пальцами по клавиатуре, даже не глянув на нее. — Ага, вот так! Вам придется подождать, месье, эти книги хранятся в особом фонде, но я принесу их минут через десять.
В ожидании заказа Мустафа Гази прошелся по холлу и остановился, изучая стенд с книжными новинками. Даже не читая названий, по одной обложке можно было понять, что все они относились к разряду женских романов: цветы, томные красотки, розовые и сиреневые вычурные буквы… Справедливости ради нужно сказать, что рядом с ними нашли себе место и пара-тройка современных детективов. Не успел Мустафа удивиться тому, зачем нужна такого рода литература в библиотеке, когда ее и так полно даже в табачных лавках и продуктовых супермаркетах, как подошедшая к нему девушка принесла несколько заказанных им книг.
Поблагодарив ее, он прошел в читальный зал, занял там свободный столик и, включив настольную лампу, положил перед собой одну из книг. Раскрыв ее, он углубился в чтение — и не поднимал головы, пока та же сотрудница не сказала ему о том, что библиотека уже закрывается. Попросив ее отложить эти книги ему на завтра, он попрощался и вернулся в отель.
Наутро, наспех позавтракав, Мустафа вновь пришел в библиотеку и, получив вчерашние книги, продолжил чтение, пока она не закрылась. С тяжелым сердцем вышел он оттуда. Придя в отель, он лег, не раздеваясь, на постель и, заложив руки за голову, пролежал так всю ночь напролет и весь последующий день. Все то, что он узнал за эти дни, не укладывалось в его голове, ибо никак не сочеталось с тем, что он знал, с чем жил и во что верил.
Любая человеческая деятельность опирается на какие-то незыблемые, очевидные знания. Пастух знает, что скот должен питаться травой, а не камнями. Строитель знает, что камни скрепляются цементным раствором, а не травой. Ученый в своих построениях опирается на аксиомы, и точно такой же незыблемой аксиомой для «Серых волков» было то, что турецкий народ страдает из-за враждебных происков армян и прочих гяуров.
Мустафа Гази, как и все турки, был абсолютно убежден, что неблагодарные армяне во время войны встали на сторону врага, чтобы, урвав кусок от его родины, построить свою Армению. Что их бандитские отряды стреляли в спину турецкой армии и вырезали мирные турецкие деревни. Что из-за этого власти были вынуждены депортировать предательский народ из прифронтовой полосы и что во время депортации были какие-то жертвы. Проведя пару дней в читальном зале, он с удивлением узнал, что мнение нетурецких авторов не столь однозначно. Более того, многие из них, ссылаясь на исторические документы, утверждали, что не предательство армян предопределило жесткое к ним отношение, а жестокости, чинимые к ним, не оставили им выбора, предопределив их поддержку России и Антанты, а проведенная в этой связи депортация армян преследовала цель их полного физического истребления как народа. Да, были и те, кто, отрицая это, поддерживал турецкий подход в описании событий тех дней, но это лишь еще более запутывало его, усиливая зарождающиеся в нем противоречивые чувства, становившиеся питательной средой для зерна сомнения, заложенного в его душу найденным письмом матери.