случай был, давно, ещё в девяностые. Нас направили в город Каракол, бывший Пржевальск. Место сказочное, туда горные туристы, путешественники и альпинисты со всех континентов едут.
В ущелье Каракол хребта Тескей-Ала-Тоо действует горнолыжная база с подъёмниками,так как перепад высот очень большой. В советские времена её использовали для проведения тренировок Олимпийской сборной страны. И рядом там два пятитысячника: пик Каракол и остроконечный пик Джигит.
Вот на Джигит пошла группа альпинистов и погибла под лавиной в полном составе. Мы тела снимать летали. Система какая? Вертолёт зависает в воздухе, нас скидывают на ледник, мы тело привязываем к тросам, после чего вертолёт по одному спускает их вниз.
Один труп на краю ледника застрял, мы его верёвками обвязали, к тросу прикрепили и вертолёт пошёл вверх, а труп примёрз и никак не отрывается от ледяной поверхности. Ну что делать, машина его и туда, и сюда, а всё никак. А потом как отлетит тело, и с силой по винту. Короче, повредил лопасть. Как парнишка вертолёт посадил, где он этот пятачок на склоне пригодный для посадки нашёл, куда машину пристроить, — нам неведомо. Но он по снегу, бросив вертолёт, в лёгких ботинках спустился в Каракол, там на базе взял лопасть и вернулся к вертолёту. А тут следующее приключение — воздух разряженный, машина взлететь не может. Так он, чудак, её по склону катом спустил и так, разогнавшись, взлетел, прикинь!
— И чем дело кончилось?
— Судили его, два года условно дали. А начальник военного округа ему квартиру подарил. Только больше не летал парень. Пальцы отняли, отморозил он их. Горы они такие. У них своя душа и свои правила. Одного принимают и любят, а другого знать не хотят.
========== Часть 20 ==========
Мотаться по больницам было поздно, потому вернулся домой. Мои девочки выглядели жутко уставшими, да и ужин меня, как ни странно, не ждал.
— Мить, у нас есть новости по делу. Яичницей обойдёшься?
— Яиц пять пожарь, пожалуйста, можно с колбасой. Рассказывай.
— Мить, мы с Надей думали, кто мог ей писать. Что не ты — это точно, Андрея нет в живых, он не мог. Да и не стал бы он никогда такие фото у девочки просить. Ты же понимаешь, зачем они тому, кто писал, нужны были? Собственными руками бы задавила гада!
— Права! Твои эмоции я понимаю, а нарыли-то что?
— Ешь и слушай. Мы подумали, где и кто мог взять наши семейные фото. У тебя? Так ты их на рабочем компе не держишь. Значит, у меня. Да, я была неосторожна, я выставляла их на сайте и в личку кое-кому посылала. Отсюда мы сделали вывод, что это, скорее всего, кто-то из моих знакомых или тех, что в группе. Мить, вот скажи, что может выдать человека, кроме отпечатков пальцев и рисунка сетчатки глаза? Правильно, стиль письма. А кто может заметить идентичность в стиле? Как ты понимаешь, это журналисты — вот именно такие, как мы с тобой. Но и Надя молодец, перечитала все мои переписки, пересмотрела фото, которые я кидала в нет. Фото совпали, а вот человека определить не удалось. И наконец, да-дамс! Мы с Надей поехали к её тётке. Поговорили и выяснили, что Ерлана к Андрею приставили для того, чтобы выудить некую информацию, компрометирующую того самого агашку, на которого он работал. Мить, человек готов был платить миллионы, чтобы информация не просочилась в сеть или в печать.
— Так, хорошо, я понял. А теперь скажи, Ерлан получил то, что искал?
— Нет, он решил, что прислуживать тварям не будет, и хотел вместе с Андреем опубликовать материал. Они даже статью написали, но не отправили, потому как погибли. Статья была на ноуте, его забрали. Мить, я, знаешь, что думаю? Может, Андрей был бабником и плохим мужем, но журналистом он был от Бога.
— Она статью видела? Сестра Ерлана своими глазами видела, что её печатали?
— Нет, Ерлан с Андреем говорили у неё в доме за обедом, а когда она с ними была — молчали. А ещё она слышала, что этот материал кому-то продать можно и жить всю жизнь припеваючи. Ерлан возражал, он хотел всё закончить здесь и уехать, вещи собирал, но они в горы покататься отправились.
— Надюха где?
— Плачет. Как от тётки вернулись, так и плачет. У тебя что? Узнал что новое?
— Узнал. Андрей выжил тогда. Правда, альпинисты сказали, что травмы серьёзные. Его спустили вниз без сознания, но живого, и передали бригаде «скорой».
Маша присела на табурет. Поднесла ладони к лицу и закрыла глаза. Я не трогал её, просто смотрел. Чувствовал, как теряю контроль над собственной жизнью. Как будто закружил меня смерч эмоций и информации, которая, как я ни старался, не хотела систематизироваться.