Ещё одна новость. Я совсем не старый! Мне тридцать два года. Приплыли! Я ещё ничего так для этой девочки.
— Не старый, порадовала! Спи!
— Теперь уснёшь! Что случилось-то?
— Спи!
Подхожу к бару, смотрю, что в нём есть приличного из выпивки. Ассортимент радует глаз. Ещё бы вкус соответствовал. Наливаю виски и выпиваю залпом. Повторяю лечение.
Возвращаюсь к событиям более чем двухлетней давности.
Март.
Известие о гибели Андрея застало меня здесь же, только шахта другая, и там тоже были живые люди, отрезанные от мира обвалом. Разгребали, как могли: техникой, руками, лопатами. Работали круглосуточно. Я со спасателями. А как иначе? Две руки-то есть, а у тех шахтёров воздух закончится — и всё.
Спасли, подняли всех живыми. Думал в ночь очерк писать, а пока с ребятами отмечали. Тут звонок — Маша. Плачет, кричит, просит вернуться.
Вернулся. В самолёте очерк написал. О чём? О спасателях или о друге, о потере, утрате или о боли, о неизвестности, сжигающей душу? Писал, что чувствовал.
Никогда ту статью не перечитывал, хотя говорили, что это была бомба.
Потом в Алматы полетел на похороны Ерлана. Машка в это же время в больницу загремела на сохранение, оставлять её было страшно, но пришлось. Заодно забрал у казахстанских коллег вещи Андрея, отдал их его родителям.
Вот тогда встал вопрос: где и с кем жить Марии. Они с Андрюхой с родоками не ужились, квартиру снимали. Оставлять Машку одну на съёмной квартире было глупо. Мало ли что сотворит, ещё беременная, да и одну с ребёнком тоже не бросишь.
К родителям Андрюхи она не пойдёт, к своим тем более. Предложил пожить у меня, пока не родит и ещё какое-то время. Согласилась. И она, и родственники. Как выписали, так к себе перевёз.
Тяжко было. Её кормить и поить приходилось. Уговаривать жить ради сына. Напоминать, что они сами с Андрюхой меня просили крёстным стать их мальчику.
А потом как-то пришёл с работы, а она меня встречает, ужином накормила и говорит:
— Ты не бойся за меня, Митя. Я не умру, Андрей не хотел моей смерти. Ты прости меня, что я его любила, тебя тоже, но не так, как его. Простишь?
Ничего ей не ответил, ужин похвалил.
Так и жили — вместе и врозь. Она за хозяйство взялась. Готовила, прибиралась. Я работал. Потом Пашка родился.
Странное ощущение — живой, крикливый, тёплый.
Маша уставала, не высыпалась, я помогал. Андрюхины родители сначала приходили, потом перестали. Матери его тяжело было на внука смотреть, когда сына больше нет.
Так ещё месяца три прошло.
Из командировки вернулся злой и уставший.
Летал на место падения самолёта Ан-28, принадлежащего авиакомпании East Wing, который упал в двадцати восьми километрах от Алматы. На борту воздушного судна находилось пять человек: три члена экипажа и два медицинских работника.
Судно выполняло рейс по маршруту Алматы-Шымкент-Алматы. Борт исчез с радаров спустя двенадцать минут после взлета и упал в селе Междуречинск на территорию крестьянского хозяйства. Пилотам удалось увести самолет от построек, но всё же машина задела линии электропередач.
Женщина, к которой направлялись врачи, и её нерождённый ребёнок — погибли.
Долго не мог прийти в себя после этой трагедии. Держал на руках маленького Пашку, играл с ним и обещал всегда быть рядом, беречь и защищать. Вот тогда я обратился к нему впервые «сынок». Потому как действительно почувствовал его своим сыном.
Марии о трагедии рассказал, статью забабахал.
Спать лёг поздно, но не спалось. Слышал, как Маша к Павлику вставала, как покормила, как песню ему мурлыкала.
Потом пришла, легла рядом со мной, ночнушку скинула, обняла, прижалась телом и целовать стала, ласкать…
А уже после всего, что между нами случилось, прошептала:
— Я люблю тебя, Митя.
========== Часть 4 ==========
— Надя, значит, система такая. Мы прилетаем домой, и я передаю тебя другому наставнику. Понятно?
— За что, Дмитрий Иванович?
— Что значит «за что»? У меня дела, работа. Отпуск возьму и займусь семьёй.
— Так отпуск или работа? И мне сказали, что вы не женаты.
— Женат! И кому лучше знать — мне или тому, кто сказал? А потом, что с тебя толку? Пишешь ты паршиво, помочь со статьями не можешь, водяру и вискарь не пьёшь, ну зачем ты мне?
— Учиться, вы ж не учите.
— Вот, я не учу, отдам тебя тому, кто учить будет.
— Я буду, честное слово! Только не отдавайте!
— Что будешь?
— Водку пить с вискарём, не прогоняйте меня, а!
— Надь, ты дура или прикидываешься?
— А какая разница, если вам до меня дела нету.
— Надя, мне сейчас не до тебя, я должен расследовать одно дело, понимаешь, почти личное. Два с половиной года назад погиб мой самый близкий друг. До вчерашнего вечера я думал, что это несчастный случай. А теперь понимаю, что его могли убить.