Подобным образом, дальновидный Уртук, поступал и с проказами местной заводи, когда дело касалось весеннего полноводья, и река шаловливо играя речным сором, степенно выходила из берегов. Вот тогда и наступал звёздный час знахаря. Только в этом случае, мошенник менял позу, погрузившись мосластым задом в чугунную плоть. Но «злые духи» земли были ленивы, и камлание длилось вечность. Зато после, под восторженный ор толпы, пристыженная река, шипя и обжигая студёной волной, с тихим вздохом, уныло отступала вспять, унося с тиной память былых обид.
Немногочисленная стая лесных бродяг, разинув глаза и уши, бесконечно верила служителю культа. Верила, верила и молилась его творческим бдениям.
Но действительность проще истинной веры и хитрый Уртук откатывал плоть расписной накидки, лишь в час погружения на «царственный трон», и в день снисхождения с оного. Всё остальное время, полы лачуги были зашиты, дабы не нарушать священного спора с погодой.
Но теперь, на дворе стоял разгар лета. Река, лениво играя опавшими листьями, и не помышляла выходить из берегов, а, следовательно, мохнатое покрывало было небрежно отброшено прочь, открыв стороннему наблюдателю, большую часть внушительной задницы. Нет, это был не тощий огузок служителя Истинной Веры, что сладко прикорнул в ожидании обильного возлияния. Это был всего лишь, Священный Зад пылкой супружницы, сучковатой палкой ловко орудовавшей в чреве Благословенного котелка.
Вздрогнув всем телом, Хуур невольно проникся неизведанным доселе чувством, надёжно сковавшим все клетки идущего на взлёт организма. Но что-то сдерживало его порыв, незримо указывая на гибель. Невольно подавшему вперёд бродяге, только и оставалось, что восхищённо лицезреть покрытый мерными складками жира, всеобъемлющий зад, восторгаясь неземному благу изящества форм. Но даже в его скисших мозгах, спасительной искрой мелькнула тревожная мысль, о каре. Ведь не далее как вчера, шаман, крепко заподозрив жену в измене, даже разбираться не стал, просто брякнул возможного кандидата в улей, дабы греховные мысли изгнать. Уртука не смутил даже тот факт, что прелюбодеем являлся дряхлый старик, добрых три десятка лет, не помышлявший ни о каких шалостях, разве только, о миске рыбной муки.
Прокрутив в шумевшей с утра голове всё заново, новый член стаи неуверенно шагнул вспять. К несчастью, сухая ветка, под ногой, пронзительно хрустнула, завернув сюжетную линию, в иное, более драматичное русло. Утробно хрюкнув, благословенная самка «орангутанга» объяв мощной дланью цыплячью шею Хуура, увлекла последнего, внутрь……
Что происходило дальше в покоях шаманской княжны, виделось мутно. Голова и раньше дававшая сбои, погрузилась в пучину мрака, выскакивая на поверхность, лишь для того, чтоб глотнув свежего воздуха, тотчас нырнуть обратно. Боль, наслаждение и страх смешались воедино, не желая формировать в сознании «жертвы» ясную картину бытия. Те чувства, которые довелось испытать Хууру, не поддавались логике, вызывая лишь, бесконечные эманации беспредельного ужаса.
Но, к счастью, всему приходит конец. Пришло время и этому бреду. В тот бесконечный миг, когда дерзкий гость внезапно прозрев, вошёл в связь с окружающим миром, он осознал себя павшим в десятке шагов от хижины.
Что важно, с тушкой истекающей жиром рыбы, в зубах, как презент, за ладно скроенную работу.
Наверное, последнюю сотню лет, не знавший таких царских почестей Хуур, заточив в краткий миг всё, заторопился в обратный путь. Не смущал и тот факт, что ползти пришлось долго, и до крайности медленно. На большее просто не оставалось сил, и обширная борозда, оставляемая телом обессилевшего Казановы, ясно свидетельствовала исключительно в пользу недавних утех.
К счастью для пришлого, всё закончилось мирно, и чёртов колдун, сладко почивавший в пору полуденной сиесты, не спалил грешников, жадно постигая азы познаний, в одном из тонких пределов. Со временем всё утихло, и Хуур вновь стал совершать утренние променады, благоразумно обходя тремя дорогами, обитель любвеобильной Хмары. Но вмешался вождь племени, посчитав оздоровительные процедуры пришлого бродяги, благополучно решёнными.