- Сбегут! - Попеняла вслух дирекция цирка в лице товарища Ошлёпкова. - И чем тогда зарплату платить? Фантиками от афиш? А премии? Прогрессивки, опять же? А цирковых псов чем кормить, ломать их душу? Хлебом? Н-е-е-е, они твари капризные, овсянку жрут. И гавчут ведь как, смотреть тошно! Ишь, заелись подлые, мясо им дай! А совесть где? А людская созна... Тьфу ты! - Ошлёпков понял, что хватил лишнего. - С этим зверьём скоро, умом тронусь. А всё Пробкин гад, львов извёл! Вот пусть теперь ужом вертится. А нет, - все убытки за пять лет на него спишу. И за мясо тоже!...
Дурашливый клоун, в отчаянной попытке раскачать публику, повторно выгнал на манеж свору тощих собак и раздув до непомерных широт щёки, дунул в свисток. Но проку от этого чуть. Ни хлопков тебе, ни оваций. Тишина! Будто вымерли все. Хотя псы и проявляли чудеса эквилибристики, подбадривая себя жидким лаем. Но нет, снулая публика, слегка, покряхтев, потянулась к выходу.
Пришлось подключаться дирекции, пустив в ход «тяжёлую артиллерию». Да что там артиллерию, броню! В лице Иккерийского бегемота, редких кровей. Был там такой, мордатый, поперёк себя шире. Пусть теперь зажигает. А то жрёт как лошадь, а толку - пшик, только поспать и мастер.
Правда, и тут без курьёза не обошлось. Глупое животное, толи по недомыслию, толи по вредности бытия, зажевало сундук дрессировщика. Пробкин уж и фокусника позвал пособить, и уборщика, но те, ни будь дураками, отказались. Пришлось так, с сундуком на манеж погнать, благо, терять нечего. Да и веселей как-то, главное, легенду соврать почище, чтоб впредь не краснеть. Но тут уж дрессировщику карты в зубы, пусть покрутиться, проявит чуткость. А то привыкли казённых зверей травить без числа и счёта...
Что ж, бегемот был огромен, и тотчас снискал уважение публики. Более того, это был колосс, громада, габаритами едва уступавший скале. И сундук, засевший в кошмарной пасти, смотрелся не больше средних размеров арбуза. Зачарованный доселе невиданным зрелищем, Зритель заворожено замер, пожирая глазами гиганта. Гробовая тишина, надёжно укутав арену, плотной завесой тайны, казалось, зависла в вечном безмолвии.
И зал умер…..
- Почтеннейшая пуб-б-б-б-лика!! – Пустил пробную стрелу Пробкин, отчаянно корректируя ход начинавшего оборот действа. – Этот носорог - жулик! Он украл цирковую казну. О! – Пробкин в личине клоуна показательно ткнул концом швабры животному в пасть. – Цирк господа, ваш любимый цирк, на грани банкротства. Сейчас, или никогда! Спасение в руках самого зрителях. Кто проявит милость и поможет достать активы из зева огнедышащего демона?! Кто? – Ответом было молчание. – Ну же герои? – Клоун смиренно замер. Но нет, героев не оказалось. - Добровольцы? - Эти тоже попрятались. Может, любители? - Тишина. -Что ж, тогда мне, рыцарю «Печального Образа» остаётся спасать честь шапито. Трепещите ничтожные! – И Пробкин, мастерски набросав белой краской на тылах исполина цель, полоснул туда шваброй, принявшей роль рыцарской пики. Дробь барабана только добавила страсти сыграв на азарт.
Публика зашлась в крике, разглядывая невиданное доселе зрелище! Даже директор цирка, товарищ Ошлёпков, подумывал о награждении внеочередной премией «режиссёра спектакля», впрочем, не позабыв включить в смету и себя любимого.
Бегемот тоже не дремал в сторонке, нежась в лучах славы. «Комариные укусы» дрессировщика явственно пришлись ко двору. Отклячив елико возможно массивный зад, и скромно приподняв скрученный спиралью обрубок, он радостно прял ушами, блаженно прикрыв свинячьи глазки.
Однако клоун не был глупцом, и ясно понимал, что минутное признание, это всего лишь затишье перед бурей, и следующий шаг, если, конечно он, не предпримет, чего-нибудь этакого, может обернуться крахом. И ему, по пьяному делу, уморившему семейство казённых хищников, всё это безобразие, скажется боком. Могут и посадить даже.....На кол. Решением Партии и всего Трудового правительства.
- Что же делать? – Терялся в догадках Пробкин. - Не тыкать же, до одури в свинячий зад? – Идей не было.
- Есть жаждущие, сделать зверюге «вкусно?» – Уже по привычке, не прокричал - нервно проблеял бедный артист.
К досаде, пока, никаких прогрессивных мыслей в шумевшей с вечера голове не поступало. Да и само животное уже начало проявлять первые признаки беспокойства, ожидая мелкого, но всё же чуда.
И чудо случилось!
- Стакан нальёшь?! – Донёсся с первых рядов отравленный житейскими передрягами хрип.
Хрип! ХРИП?! Нет, это был глас ангела слетевший с небес. И клоун, не в силах разнять уста от вселенского счастья, лишь мелко затряс бубенчиком….