Но всё это было совершенно не то, чего желалось писательскому чутью! Низкосортная муть претила пониманию литератора, рождая тоску и пошлость в ранимой душе. Ему грезилось создать роман. РОМАН! Способный как малое, возвысить его в лице Современника. Роман, готовый перевернуть мировоззрение читательских масс. Пусть люди проникнуться, осознав грань, делившую низкосортное бумагомаранье и величие печатных строк. Он грезил создать роман-предупреждение, роман-катастрофу, осветив пропасть социальной дыры, в которую, не считаясь с реальностью катиться мысль. И он его создал...
А что в остатке? Пшик. Ничего. Дырка от бублика. Чопорные, а равно, капризные бесы в личине издателей, дружно пошли в отказ, кругом усмотрев, некий намёк на обличительные черты власти. Этакую червоточинку, незаметно разъедавшую основы социальных прав. Трещинку, которая обретая границы пропасти, уничтожала самую суть, на которой зиждились законы человеческой, а равно, духовной морали. Им, (издателям) видите ли, мниться, что вчерашний клерк, в своей гордыне, позарился на святое - Творца! Прихватив как суть и всеми уважаемую верхушку.
В романе Гота, Созидатель предстаёт лукавым лжецом, возжелавшем перессорить все слои общества. Перессорить так, чтоб не осталось, ни государств, ни городов, ни судеб. Ни-че-го! И лишь стаи полудиких орд, до скончания веков, кочевали б по бескрайним просторам пустоши, воздавая хвалу Владыке, и довольствуясь малым. Ну а глупые ксёндзы, вторили ему в этом, не вникая в размах надвигавшейся катастрофы. Катастрофы, способной смахнуть с пути, не только последнего нищего, но и первого богача, совершенно не ставя различий между первыми и вторыми.
И как не желал, как не пыжился донести несчастный клерк, до умов строгих судий, что роман всего лишь форма, дающая уникальный шанс читателю, поразмыслить о сущности бытия, всё было тщетно. Решительное - «Нет!» гремевшее из уст, абсолютно всех владельцев литературных шарашек, явилось для Гота шоком и послужило, толчком-продолжением дальнейших событий…
Извне.
«Вечность» закончилась быстро. Конечно, не так быстро, как мнилось Готу, но и не мгновенно, как следовало из всех законов вселенского бытия. Шестой этаж, не весть, как высоко, но человеку хватило б, дабы покончив с миром Живых, обрести покой, в мире Мёртвых. К счастью, не всё, и не всегда выходит, как хочется. Случаются и паралогизмы-с. Что, собственно, и произошло. Пролетев на добрый десяток мгновений дольше положенного, несостоявшийся литератор грузно плюхнулся в дорожную грязь, подняв жёлтое облако пыли. Да, именно пыли, незнамо каким чудом, сохранившейся после ночной грозы.
Основательно прочихавшись, бедняга решился открыть глаз. Осмотрелся. Всё, то же! Поздняя ночь, улица, фонарь, арка во дворик! Дома, что дремлют, прикрывшись шторами век. Что ж, все узнаваемо, луж только нет! И ливня с градом, и страшных ран, на хладном, как видится,... трупе. Трупа, впрочем, тоже нет, одни живые. Сопевший в грязи человек и убежавшая в темень кошка.
- Однако! – Только и смог подумать писатель, водружая на тонкую, не лишённую изящества переносицу, подхваченные с камня очки. Что характерно, тоже целёхонькие.
Постоял, подумал, переваривая прожитое. Но нет, в голове - каша. И дальше чего? Помог случай. Огонёк, в конце укрытого ночью проспекта. Даже не огонёк, а так, отблеск далёких звёзд.
– Питейная! - Догадался бедняга. - Годиться!
Ивану Даниловичу, обычно, чуждому к радостям праздных утех, порой случалось посещать царство Бахуса. Хмельное влекло, стирая границы проблем. Там можно приятно расслабиться, оставив заботы на после. В этом не было ничего дурного. В жизни, так поступали многие, так поступал и он.
Натужно вздохнув, литератор, устремил взгляд, на последнее живое, в этот час заведение. Что ж, подниматься к себе было лень, и он, как-то по-старчески загребая коленками, потянулся в сторону манивших светом витрин.
Проскользнув внутрь, Гот, минуя крохотный гардероб, направился к барной стойке, туда, где усердно полируя и без того идеально чистую грань прилавка, обнаружилась приятная во всех отношениях дама. Даже пожалуй, девушка. Строгая пилотка и стильный фартук с горящим лейблом заведения, были несомненно, к лицу миловидной баристе, что лишь усиливало её природный шарм.