Усадив задержанного у дверей Старшего участкового, Чахрин, сунулся внутрь. Спустя минуту возник вновь. Велел дожидаться вызова, и сгинул с глаз. От нечего делать, Гот по углам глазел. Ничего особенного. Пьянь какая-то в количестве шести тел по лавкам. Один, так и вовсе в исподнем. Йог, наверное…
- Чего у тебя там? – Окликнуло ближнее тело, дыхнув в нос литератора, миазмами перегара.
- Простите?
- Так чего у тебя тама? Водка есть? – наседал организм, хозяйственно ткнув заскорузлым пальцем в ближнюю кладь. – Уважить надо!
Уважить незнакомца, настроенному на долгое ожидание, Ивану Даниловичу не пришлось, по причине резкой смены климата. На допрос попросили. Споро подхватившись, он юркнул внутрь.
- Гот Иван Данилович? – въедливо начал участковый.
- Он самый. С кем имею честь?
- Лейтенахт Кутугис. – Отрекомендовался тот. – А вы-ы-ы, собственно, иностранец? Почему ж без прописки.
- Так, только вчера прибыли.
- Откуда? – участковый медленно прочитал название. – Сай,… Сайбирия, кажется? Где это?
- Э-э-э-э, ну там, за границей. – Нехотя отозвался Зугг, махнув в западном направлении.
- Знамо не тут, господин буржуй. – Тон лейтенахта заметно помрачнел. - Долго тут отираться собираетесь, а?
- Н-не знаю. Неделю, может.
- В баулах чего?
- Припасы.
- Покажь! – А вот это грубость. Но делать нечего, пришлось подчиняться. – Ага, балычок значится, колбаска «Особая», ананас. – Белесый шрам, на щеке служаки, полыхнул ясным багрянцем. – На какие шиши, спрашивается? Трудовой народ грабишь?! – Тон Кутугиса заметно окреп.
- Да какие шиши? – Искренне возмутился Иван Данилович. - Всего-то пара ганчей, за всё!
- Пара ганчей за всё!? Хор-о-о-ш!
Участковый пылал, Гот даже назад подался, опаски для. А то всякое бывает, полыхнёт свечкой, и ты следом. Но нет, обошлось. Только пальцем тряс, видать, страстей нагонял.
- Пара ганчей, это зарплата за месяц. – Наконец несколько поутих Кутугис.
- За месяц? – поразился Гот. – Да брось! Я и то шесть имел, когда работал. На должности клерка. Младшего…..
- Ш-шесть?!! – Прямо-таки взвизгнул, здешний цербер. – Ах ты, кровопивец! Ах, стервятник! – Физиономия стража порядка, из пепельно-серой, искусно перетекла в бордовую. Казалось ещё чуть, и случиться страшное. Но неимоверным усилием, Кутугис вновь сдержал клокотавшую в груди ярость, включившись в обычный, человеческий ритм. – Где ты их взял?
- Так хозяин квартиры оставил.
- И кто у нас хозяин, и, кстати, почему он до сих пор не здесь?
- Так в командировку отъехал, до конца недели. Кем работает, не ведаю, а зовут, этот,…. кажется Бразговец.
- Бразговец!? Что ты метёшь сволочь?! – Морду Кугутиса вновь укрыло сияние. Благо, не Северное.
- Так проверьте, Красная Пресня № 37 «А», квартира 24. Индекс не знаю...
Участковый снял трубку.
- Кутугис говорит. Городскую справочную мне. Живо! – Спустя минуту, прослушав ответ, он весь как-то сдулся, опустив глаза долу. – Ошибочка вышла,…… товарищ, эээ, буржуй. Можете быть свободны. Распишитесь только вот тут, в журнальчике учёта. Ничего не поделаешь, - сл-у-у-у-жба!
Покинув кабинет, Зугг отметил, что добрая треть просителей сделала дядям ручкой, а две остальные, благополучно дремлют, сбросив ноги в проход.
- Чёрти что! – Только и сказал литератор. А уже на улице, приметив первый газетный киоск, он, сунулся внутрь.
***************
Дома, плотно обложившись прессой, Иван Данилович, с некоторой долей сомнения, жадно вникал в строки «Трудового слова». В этом мире, всё было не так! Верховная власть, как выходило из «Слова», держалась не на плечах банкиров и промышленников, - владельцев заводов, цехов, пароходов, а собственно, на рабочем классе, национализировавшем эти самые пароходы. И главное, что, вполне себе мирным путём, минуя возможные стачки, забастовки, стрелки, и прочие беды революции.
Подобное, литератору доводилось читать в одной небезынтересной статейке, научно-просветительского толку. Слов нет, параллели имелись. Не во всём, правда. Там, всё с войны началось. Мировой. И затем, по накатанной -народные волнения, бунты, съезды и эпилогом - Гражданская ухнула. Где брат на брата! Вот она уж, лёгких тем не искала, всё в кучу сплела. И голод, и мор, и разруху. Людей как сорняк косила. Зато после, по словам того же автора, всё в рост пошло! И производство, и быт, и наука. Лет этак, на сто. Не больше….
Статейка, что ни скажи, вышла знатной, и Гот её, даже в папочку приобщил, до лучших времён. И не напрасно однако, теперь вот, любуется.