Тоска и тревога вернулись в одночасье, захотелось опять расплакаться, но она сдержалась…
Вошла в кухню, прищурилась от света и, взглянув на стол, чуть не закричала на весь дом. Зажала ладошкой рот, а из глаз все-таки брызнули слезы: на скатерти лежал бумажный пакет, от которого так знакомо пахло сдобой, рядом два леденца на палочке, а в стороне — завернутые в газету цветы. Три разноцветных бутона выглядывали из-под уголка печатной страницы, красный, белый и желтый. Приблизившись, девочка недоверчиво коснулась пальцами нежных лепестков.
— Розы, — прошептала она, убедившись, что это не сон. — Зимой розы. Откуда…
— Из оранжереи Батиста. — Он неслышно подошел со спины, обнял за плечи. — Я спрашивал Маргариту или Клариссу Санье, но у них таких нет. Пришлось взять Красавицу Южноморья, Филомену и Нирейскую невесту. Только не спрашивай, кто из них кто.
Софи обернулась и тут же оказалась прижата щекой к пахнущей одеколоном рубашке, по-прежнему не видя лица парня.
— Прости, что сорвался, ничего не сказав, — прошептал Тьен, ткнувшись носом в ее макушку. — Помнишь, мы собирались встретиться с моим другом, а он не пришел…
Ему нелегко давались слова, и она не дала ему продолжить:
— Я знаю. В газете прочитала. — Ланселот — слишком редкое имя, чтобы ошибиться. — Мне очень жаль.
— Я был… не в себе эти дни. Не хотел, чтобы вы с Люком видели меня таким.
— Главное, что ты вернулся.
— Разве можно не вернуться туда, где для тебя горит свет?
Софи подумала, как же замечательно вышло, что она забыла потушить лампу, хотя он, казалось, имел в виду совсем другое.
Теплые губы коснулись ее виска, и девочка дернулась, словно пчела ужалила.
— Ох, мелкая, — улыбнулся парень, разжимая руки и отпуская ее, — что ж ты мелкая-то такая?
— Цветы, — пробормотала Софи, краснея от этой его улыбки. — Надо в воду поставить.
Желтая — это Филомена, она знала. Невеста — наверняка белая. Значит, красная — Красавица Южноморья…
Глава 21
На следующий день Софи снова в лавку не пришла — проспала. Полночи с Тьеном просидели на кухне, говорили. Вроде бы о пустяках, о ерунде всякой, но вспоминать отчего-то стыдно: сразу кровь к щекам приливает, мурашки холодные по телу, а внутри все огнем горит…
Но потом — ничего, вернулось все, стало как и раньше. И с работой, и с постояльцем.
Господин Гийом, правда, поворчал немного, что слишком часто она хворать стала, но больше по-доброму, по-отечески. Вместо четырех дней всего два из жалования вычел, и делами на первых порах после «выздоровления» не сильно нагружал.
А с квартирантом — тут сложнее. Непонятнее. Ведь если он денег за жилье теперь не дает, то получается, и не квартирант уже. А кто?
Софи почти неделю над этим вопросом голову ломала. Никак не объяснишь. Но если не умом, а сердцем судить, то как-то правильно все выходило, словно только так и должно быть, и никак иначе. Тьена она про это, конечно, не спрашивала. О другом узнать хотела, но тоже стереглась пока. Непонятное что-то с парнем творилось, а что, так сразу не объяснить. Вроде все тот же, а в чем-то, в мелочи какой-то, во взгляде, в слове, случайно оброненном, совсем другой. И вести себя стал временами странно. Во вторник она из лавки вернулась (засветло уже, зима-то последние деньки отбывала), а он для Люка качели смастерил — веревка с дощечкой — и на яблоне повесил. Малыш катается, а Тьен тем временем в саду копошится. Сказал, убрать к весне надумал. Листья прошлогодние и впрямь в кучу сгреб, дорожку вымел. Только когда Софи пришла, он на корточках у забора сидел, сухую землю из руки в руку пересыпал и нашептывал что-то, даже ее сразу не заметил…
Еще рисовать стал, все черточки какие-то, фигуры, звезды пяти и шестиугольные, кругами обведенные. Порисует-порисует, бывало, десяток листов за раз изведет, и тут же в печку кинет…
Но не так часто с ним эти странности случались, чтобы переживать. Может, просто бездельем человек мается? Вот, например, в вечер перед выходным Софи на кухне возилась, хотела загодя еды наготовить, потому как на следующий день уже погулять договорились, вдруг слышит, у постояльца в комнате стук какой-то: бум, бум, бум. Пошла поглядеть, так оказалась, он там с табуретки прыгает. Разминка, говорит, такая, мускулатуру укрепляет. А сам до пояса раздет, и мускулатура, ага… В общем, она решила, пусть себе прыгает.