Но уже поздно вечером Софи заглянула все-таки к постояльцу. Не уснула бы, если бы не спросила.
— Ты теперь воровать совсем не будешь?
Даже если книжек писать не станет, можно же и другую работу найти. Вот на рынке грузчики всегда нужны, или почтальоном пойти — в прошлом месяце на почте объявление висело, в мастерскую слесарную помощником, замки-то без ключа открывать научен… Только не коммивояжером!
— Не знаю. Как карта ляжет.
Вроде и не пообещал ничего, но все равно спокойнее стало.
На кладбище пошли через два дня.
У Тьена там друг и старый книжник Михал, у Софи — мама и бабушка. Бабуле, когда еще отец с ними жил, успели гранитное надгробие справить, а у мамы второй год деревянная табличка. Вор-не вор, квартирант-не квартирант пообещал по весне этим делом заняться, сказал, нормальные плиты поставят, и маме, и Лансу, потому что у того тоже пока только табличка была…
После кладбища ему словно легче стало, не замыкался уже в себе, не отмалчивался. Чудил, правда, иногда по-прежнему, но уже не пугал. И гулять с ними вечерами ходил, и сказки опять Люку рассказывал, и с железной дорогой они с ним играли, пока Софи по дому хлопотала.
В общем, хорошо жили. До самой весны.
А весной, думала девочка, еще лучше заживут.
Тьен отлично помнил, как перешел из попрошаек в ученики, а затем и в подмастерья к Ловкачу Мило. После того на недавних коллег-побирушек смотрел уже свысока, и не было бы для него большего позора, чем вновь оказаться с драной торбой на Людном перекрестке. Вот и теперь проснулось в душе что-то похожее, стукнуло вдруг: что же это он, потомок правителей Дивного мира, управляющийся уже, пусть и не без сложностей, с двумя из четырех стихий, кошельки у мещан тырит? Мелко это для него. Низко. Но и в дворники идти или в грузчики, как недавно Софи заикнулась, тоже не дело — это, даже в сравнение с воровством, откат далеко назад. Нет, нужно другое что-нибудь придумать.
Книжки бы, и правда, писать. Или в солидной конторе документами ведать. Или в музее том же экскурсии водить…
Но для этого нужно было хотя бы школу закончить, не говоря уже о всяких там институтах. Появилась мыслишка фокусником заделаться, начать с ярмарки, а дальше можно было бы свое шоу открыть, театрик небольшой в аренду взять, Софи билеты продавала бы, а Люк афишки и сладости по рядам разносил… Но глупо выходило, по-детски. Не для баловства такая сила, не людишкам на потеху. А для чего, Тьен сам не знал. И, если совсем честно, в глубине души надеялся, что и не узнает…
В первый день весны Софи предупредила, что задержится после работы. Тьену по-прежнему не нравилось, что она с утра до вечера торчит в лавке, но, пока сам не нашел подходящего места, о том, чтобы ушла от хозяина, больше не заговаривал. Жить за ее счет он, естественно, не собирался, но и становиться виновником того, что Софи с Люком окажутся вдруг без источника заработка — тоже. Потому без возражений провожал на работу, следил, чтобы позавтракать не забывала и обед с собой взять, а после занимался с малым и по дому делал что-нибудь, если нужно было, а когда Софи предупреждала, что продуктов возьмет или на рынок из лавки завернет, встречал на полдороги, чтобы она с сумками не тащилась.
Но в этот раз она о продуктах ничего не говорила и причин задержки не объясняла. Да и задержалась не так чтобы надолго. Только пришла грустная и сразу же спряталась в своей комнате.
С ходу лезть с расспросами Тьен не стал. Вдруг там какие-то девчоночьи проблемы, о которых ему и знать не нужно? Но Люка заслал поглядеть, что и как.
— Пачет, — со вздохом сообщил вернувшийся из разведки напарник. И у самого глазенки заблестели, вот-вот разревется.
— Разберемся.
Тьен усадил малого у себя с книжками и сладостями, а сам постучался в спальню к Софи.
— Нельзя! — выкрикнула она. По голосу подтвердилось: плачет. — Я… переодеваюсь…
— Поздно, я уже вошел, — заявил с порога юноша. Посмотрел на сидевшую на софе девочку, которая давно уже сменила рабочее платье на домашнее и успела намочить слезами рукава, и укоризненно покачал головой: — Знаешь, что обманывать нехорошо?
Подошел, присел рядом.
— Что случилось?
— Ничего, — всхлипнула она.
— Из-за ничего не ревут. — Развернул ее лицом к себе, вынул из кармана платок и стер со щек мокрые дорожки. — Рассказывай.
— У Анны сегодня день рождения. Я ей альбом купила, занесла…
— И что она тебе наговорила? — нахмурился юноша.
— Ничего, я же сказала. Я ее и не видела. Ни ее, ни Ами… Тетка какая-то дверь открыла, я подарок отдала и ушла…
— А плачешь чего?