— Заболела? — спросил хозяин участливо.
— Нет, господин Гийом. Поперхнулась.
На ладошке, которой она, кашляя, прикрывала рот, остались капельки крови, и Софи незаметно, чтобы лавочник не увидел, отерла руку о передник.
Но дальше стало еще хуже: перед глазами все плыло и кружилось, в ушах гудело. Пробовала влезть на стремянку, чтобы достать с верхней полки бутыль уксуса, — едва не упала.
— Иди-ка ты домой, милая, — порешил через час хозяин. — А то ведь на тебе лица нет, и ноги, гляжу, не держат.
— Но я…
— Иди-иди, — мужчина чуть ли силком ее не вытолкал. — Отлежись денек-другой, полегчает — тогда придешь. И не бойся, не возьму никого на твое место, сам как-нибудь продержусь, хоть и целую неделю.
Целая неделя без платы. Долго. Софи действительно очень плохо себя чувствовала, но надеялась, что уже за день, в крайнем случае — за два, придет в себя.
А если нет, и болезнь продлится дольше, можно будет продать портсигар с розой, а тому парню сказать после, что ничего такого при нем не было. Пусть радуется, что самого на морозе не бросила!
Глупость и слабость — вот то, чего Валет не терпел в людях.
Глупость и слабость. Вчера он преуспел и в том, и в другом. Сначала дал маху с шулером и его девкой, потом — побитой шавкой скулил у ног прохожих… Прохожего? Прохожей?
Вор помнил, как на исходе сил выбрался из реки, вскарабкался на обледенелые сходни и полз по узкому вонючему ходу, как услышал чьи-то шаги и вцепился в одежду вывернувшего из-за угла человека, умоляя о помощи. Помнил, как его отшвырнули в сторону, и просвистели мимо лица саночки с сидящим в них улыбчивым мальчуганом. А дальше — ничего до того момента, как он очнулся укутанный одеялами в незнакомой комнате, на полу рядом с камином, в которым тлели красные угольки. Из одежды только исподнее, еще немного влажное. Рана перетянута бинтами и — что странно — почти не болит.
Несколько минут парень лежал, наслаждаясь теплом и тишиной, а когда наконец решил подняться, услышал, как хлопнула дверь (входная, по-видимому), и дом ожил, наполняясь звуками.
— Поиграй у себя, котенок. Я чайник поставлю и приду.
Женский… Нет, скорее, девичий голос. Мягкий, приятный, без визгливых ноток, но такой усталый, словно его обладательница провела ночь за тяжелой работой.
— Хаасо! — тоненько отозвался ребенок.
Легкие шажки в коридоре, скрип двери и негромкая возня в соседней комнате. Как Валет ни прислушивался, ничего больше не разобрал: ни других голосов, ни шагов потяжелее. Выходило, кроме него в доме лишь эти двое, девушка и малыш.
— Люк, ты еще не проголодался? — Ответа мальчика Тьен не расслышал. — Хорошо, милый. Подожди меня еще немножко.
Опять заскрипела дверь, теперь уже в комнату, где находился он, и Валет быстро закрыл глаза, притворяясь спящим. А когда спустя минуту на лоб легла холодная ладошка, вор резко перехватил ее дернул вниз и в строну и перекатился по полу, подминая под себя испуганно вскрикнувшую девчонку.
— Заорешь, убью, — тихо предупредил он, зажав ей рот. Большие голубые глаза, болезненно блестевшие на худеньком бледном личике, от страха сделались просто огромными. — Поняла?
Она моргнула, показывая, что поняла, и Валет убрал ладонь.
— Кто та…
Закончить вопрос вор не успел: девушка — девочка? — судорожно всхлипнула и зашлась хриплым кашлем. На потрескавшихся с мороза губах появилась кровь. Чахоточная, что ли?
Тьен отстранился и сел рядом, дав ей возможность подняться и отдышаться.
— Кто такая? — спросил он, когда она успокоилась и утерла рот. Старался говорить резко, но не вышло: жалко стало болезную.
— Я… я…
Девчонка с сипением втягивала воздух, и ему показалось, снова сейчас закашляется. И еще показалось, что где-то ее уже видел. Только где?
— Я живу здесь, — выговорила она наконец.
— Одна?
— Нет. — Валет внутренне напрягся. — С… с Люком.
Вор не позволил себе вздохнуть с облегчением, но успокоился: Люком она называла ребенка. И все же решил уточнить:
— А родители? Кто-нибудь из взрослых?
Девчонка открыла рот, что-то такое промелькнуло в ее лице, что он без слов догадался: поняла, что сглупила, сказав, что тут никого больше нет, и думает, как бы выкрутиться. Но, видно, не придумала.
— Мама умерла. Отец… на работе. Скоро вернется!
Все-таки попыталась. Валет снисходительно усмехнулся.
Но где же он ее видел? Русые волосы, смазливая мордашка, ручки-веточки? Не в слободе, точно. Да и этот дом, судя по простой, но приличной обстановке, большим окнам и маленькому садику, который с трудом, но можно рассмотреть за исписанным морозом стеклом, стоит не на территории колоды — там все больше утлые хибарки или двух-трехэтажные клоповники-доходки.