— Как я здесь оказался?
Она не ответила, только уткнулась носом в согнутые коленки.
Сама приволокла? Зачем?
— Одежда моя где? Ботинки?
Девчонка непонимающе захлопала пушистыми ресницами и выдавила через страх:
— Не было никаких ботинок.
Верно, забыл: ботинки сам в реке сбросил.
— А остальное?
Она ткнула пальцем в сторону камина, рядом с которым развесила на стуле его брюки.
— А рубашка… рваная была.
Вор поднялся, ощупал штаны: просохли. Тут же натянул.
Заметил на каминной полке свой портсигар, обрадовался — уже не пустой! — и сунул в карман. Девчонка отреагировала странным взглядом, будто он на ее кровное покусился. Потом тоже поднялась с пола, рассеянно осмотрелась и неожиданно завопила так, что у Валета уши заложило:
— Ты что натворил?! Зачем?! Гад неблагодарный! Я его… А он! Ты… ты…
Она опять захрипела, закашлялась, а Тьен так и не понял, из-за чего крики.
Огляделся, выискивая причину злости. Вроде ничего он тут не сломал, не перевернул, пока был без сознания. Комната, как комната. Платяной шкаф с зеркальной дверцей, рядом — книжный с порожними полками под толстым надтреснутым стеклом… Но стекло — это точно не он: трещина старая, уже и потемнела от пыли… Кровать без матраса, стол… На столе рядочком горшочки и баночки, где с землей, где с водой, — ни один не перекинут. Да и невелика беда, если бы что-то уронил: все равно в них сплошь сухие листья да веточки понатыканы, не настоящие же цветы!
— Цветы, — засипела девчонка, схватившись за грудь, а в глазах заблестели злые слезы. — Все мои цветы!
Кинулась на него с кулаками, но куда ей, пигалице?
— Угомонись, дура! — Тьен зажал девчонку крепким хватом, чтоб не рыпалась. — Не трогал я твои цветочки. Поливать чаще надо было!
— Поливала. С вечера… зеленые… Все ты…
Ее снова скрутил приступ кашля. Точно, чахоточная, и связываться неохота. Но когда зашла речь о цветах, вспомнил: лето, набережная, а еще до этого — аптека старого Ганса в слободе.
Вот и сочлись.
— Не трогал я твои цветы, — повторил он, дождавшись, когда ее отпустит кашель. — И спасибо, что помогла. Не забуду.
Девчонка поелозила кулаком по лицу, размазывая слезы, и хлюпнула носом.
— Шмотье какое-нибудь на меня есть? Одежда?
— Найду, — буркнула она сердито.
— Вот и ладно. Стемнеет, уйду, не боись.
— Было бы, кого, — неожиданно огрызнулась мелкая.
Она и была мелкая: тринадцать-четырнадцать, не больше. Но не из пугливых. Кутается в широкую вязаную кофту, жмется, словно от страха, а глазками-то так и шарит вокруг, чем бы тяжелым его хватить, если что…
— Звать тебя как, спасительница?
— Не твое дело!
— А если малого спрошу?
Девчонка зашипела, ощерилась: того и гляди, снова бросится, только на этот раз не с кулаками, а зубами в глотку вцепится.
— Только посмей к нему подойти!
И не дура ли? Сама в дом притащила, а теперь спохватилась, что добрые дяденьки на улице с дырками в груди не валяются.
— Софи, ты скоо? — послышалось из соседней комнаты.
— Софи, значит, — ухмыльнулся Валет. — Красивое имя. В общем, так, Софи. Я добра не забываю, рассчитаюсь при случае. А пока барахлишко мне, какое есть, подыщи, и разойдемся.
— Самого как зовут? — осмелела девчонка.
— Меня не зовут, — осклабился вор. — Я сам прихожу.
— Угу. Или приносят тебя полудохлого.
Она вышла из комнаты, зло хлопнув дверью, а в коридоре, он слышал, снова надолго закашлялась.
Лечиться ей, дурехе, надо… А не задохликов по снегу таскать, да-а-а…
Валет в который раз с удивлениям прислушался к своим ощущениям: боли не было. Совсем. Потыкал пальцем в повязку — вроде что-то кольнуло. На нем и прежде все, как на собаке, заживало, но чтобы сквозная рана за одну ночь затянулась? Чудеса, да и только. А в чудеса Валет уже лет десять как не верил. Но и разумного объяснения случившемуся не нашел, отложил на потом.
Прошелся вперед-назад по маленькой комнатушке, поглядел на усохшие листики в горшочках, пожал плечами: хлопотное это дело, цветы выращивать. Тем паче, дом нездоровый какой-то. Девчонка, вон, от чахотки доходит, а в углу — мышь дохлая валяется.
Дома Софи стало совсем плохо. А еще и парень этот… И винить некого: сама пожалела, сама притащила. Сама не додумалась сразу убрать дорогой портсигар в тайник.