И цветы, все до единого, пропали. За одну ночь! Неужели от внезапного тепла, от того, что камин с вечера растопила? Хотя какая теперь разница? Как бы там ни было, а к праздникам ни фиалок, ни гиацинтов, ни дополнительного заработка…
Расплакалась сразу, но слезами горю не поможешь.
— Софи!
Люк звал, обещала ведь скоро прийти.
— Я тут, маленький, — через силу улыбнулась она, заглядывая к братишке в комнату. — Сейчас чаю заварю, с малиной. Хочешь?
Перетертой с сахаром малины осталось всего полбаночки. Сразу казалось, что много, ели ложками, а последние недели, когда девочка сообразила, что сделанных запасов до весны точно не хватит, стала класть только в чай и только Люку. Но сегодня придется и себе положить немного, а после под одеялом отлежаться, пропотеть, как следует, чтоб простуда отпустила.
Но сперва чужака неблагодарного из дома выставить!
Порывшись в чулане, нашла коробку с отцовскими вещами. Распродать бы давно, да разве с тряпья много выручишь? Выбрала рубаху, теплую, но поплоше, такую, что не жалко. Еще одну взяла — ветошь ветошью — пусть на портянки рвет. Ватник, так и быть, пускай забирает, до нужника добежать и шаль накинуть можно. И старые валенки она редко когда надевает… А калоши не отдаст!
— На вот! — собранную одежду швырнула прямо на пол, под ноги парню.
Он поднял рубашку, осмотрел, как на ярмарке. Рот скривил, так что стало видно дырку между ровных белых зубов.
— Хахаля?
— Что? — не поняла девочка незнакомое слово.
Чужак кривиться перестал.
— Отцовская? — спросил уже по-другому. Она кивнула. — На работе, говоришь? И когда придет?
— Когда надо!
Чайник шипел, исходя густым белым паром. Воды осталось ровно половина, но на две кружки хватит. Софи насыпала заварки, залила кипятком и оставила настаиваться, а сама тем временем опять заглянула к брату.
— Кушать не захотел?
— Я захотел, — раздалось за спиной наглое.
«И зачем я вернулась в тот переулок?» — подумала она с досадой. Еле дышал же! Казалось, и до утра не дотянет! А теперь расхаживает тут хозяином, жив-живехонек, и никакой жалости к нему, Софи уже не испытывала. Но и страх перед незнакомцем, как ни странно, тоже прошел.
— То там? — встрепенулся, услыхав новый голос, Люк.
— Никто. — Девочка загородила собой проход. — Погоди еще немного, я чаю с сухариком принесу.
Затворив дверь, шипящей кошкой накинулась на чужака:
— Сказал же, что уйдешь!
— Когда стемнеет, — спокойно напомнил тот свои слова. Не спросясь прошел за ней в кухню. — Так покормишь гостя?
— Все равно же не отвяжешься.
Софи насыпала пустой каши и поставила тарелку на стол перед «гостем».
— Считаешь, я голубь — пшено клевать? — ухмыльнулся тот.
— Другого нет, — отрезала она. В холоде оставалась еще половина курицы, но мясо было только для Люка.
— Понятно, что нет. — Парень окинул кухню пренебрежительным взглядом. — Но ложку все-таки дай.
Девочка смутилась, достала ложку. Хотела тоже сказать какую-нибудь колкость: язык, слава богу, в препирательствах с торговками, заточен — но, как назло, снова закашлялась.
— Давно болеешь? — спросил зеленоглазый с сочувствием.
— Нет, — пробормотала она. — Первый день, как простыла.
— Всего день, а уже кровью харкаешь? — не поверил он.
— Ничего я не… — Во рту остался металлический привкус. — Просто горло подрала.
— Бывает, — парень пожал плечами и, как ни в чем не бывало, принялся уплетать холодную кашу. — Но, если что, и чахотку вылечить можно. У меня знакомый один собачий жир топил. Щенков собирал по округе, шкурки на шапки, а тушку выпотрошит и…
Софи почувствовала, что ее сейчас стошнит.
— Нет у меня никакой чахотки!
Новый приступ некстати согнул пополам.
— Вижу, — хмуро заметил чужак, которому, по-хорошему, полагалось сейчас хрипеть и корчиться от боли — ему, а не ей! — Только, когда к малому ходишь, рот тряпкой завязывай, заразишь еще.
От внезапного, до кости пробравшего ужаса, ноги подкосились, и Софи упала бы, не вцепись она в краешек стола. Заразить? Люка? А что, если она действительно больна? Что, если она умрет, как мама? Как он будет без нее? А если с ним самим по ее вине что-нибудь случится?
— Совсем худо? — долетело как будто издали. — Приляг что ли. Я тихо посижу и пойду. А если надо, за малым посмотрю.
— Не надо, — не отказалась, а скорее попросила она. Не хотела, чтобы он приближался к Люку.
Но в комнату все-таки пошла. Подкинула в очаг угля и свернулась на матрасе, укутавшись в одеяло. Пока чай остынет, отдохнет…