— Дорого, — нахмурилась девчонка, до того минут пять провертевшись перед зеркалом. — И цвет такой…
— Отличный цвет, — честно высказался вор.
Цвет, и правда, замечательный был, кофе со сливками. И фасон симпатичный, фигуру не скрывает, хоть той фигуры пока — одно название. А воротничок и манжеты с норковой оторочкой, мех мягонький, блестящий.
— Маркое, — по-своему рассудила Софи. — И шапка моя под такое не пойдет.
— Ты в нем уголь грузить собираешься? А шапку тоже новую возьмем, — закончил пререкания Тьен.
Нарядили мелкую, что куколку. Еще бы сапожки новые — совсем хорошо было бы. Но она уперлась и в обувной идти наотрез отказалась. И старое барахло выбрасывать запретила, мол, послужит еще, если подштопать. Пришлось в тюк увязать и с собой тащить — ни в театр с таким багажом не пойдешь, ни в ресторан приличный. В чайную при пекарне зашли, перекусили, а оттуда уже пехом, без спешки, на площадь Адмиралов, как Тьен еще с утра предлагал.
На месте катка теперь было пусто, даже бортики убрали. Но карусель и помост с музыкантами остались. Народу поубавилось, конечно, но не так чтобы совсем, и реши Тьен стоимость покупок возместить, вполне может быть, что удалось бы. Но на промысел не тянуло. Гуляют себе, хорошо. Пусть и другие погуляют.
— Софи? Ой, Софи, я тебя сразу и не узнала!
Стоило о других подумать, так они тут как тут. Сначала Амелия подбежала, схватила подружку за руки, закружила, чтобы со всех сторон обсмотреть, а потом и все семейство Ламиль подкатило, папаша с мамашей под ручку и Анна, тоже в обновках: шубку на палевый бурнус сменила, муфточку — на мягкие перчатки, а вместо меховой шапочки вязаный берет, из-под которого свободно спадают закрученные в завитки рыжие локоны.
— Здравствуйте, Виктор.
Если бы Амелия родилась в Дивном мире, то была бы, верно, сильфидой — ураган, а не девчонка. Тьен и на приветствие ответить не успел, как она буквально смела его с пути, и ринулась к родителям, не отпуская руки Софи.
— Мама, папа, мы к цветам пойдем, хорошо?
И, не дожидаясь ответа, к подруге:
— Там сегодня выставка цветов, не знала? Тюльпаны — загляденье! А орхидеи какие! Ты же говорила, что тебе цветы нравятся.
А потом сразу к Тьену:
— Но Люк с вами пусть останется. Не нужно ему туда. Вдруг сломает что-нибудь?
Даже захоти Софи что-нибудь вставить, ей просто не дали на это времени.
— Дети, — вздохнула с умилением госпожа Ламиль.
Анна с улыбкой кивнула, словно грань проводила между собой и «детьми», с которыми лишь недавно веселилась на катке.
— Хороший день для прогулок, — папаша Ламиль выразительно уставился на перевязанный бечевкой тюк в руке Тьена. Хорошо, что в магазине не отказались помочь упаковать старье, и даже бумагой обернули.
— И для покупок, — ответил на незаданный вопрос вор. — Прошлись по магазинам…
— Купии Софи пайто! — вылез из-под его руки Люк
— Сами? — удивилась мамаша Ламиль, а папаша нахмурился очень неодобрительно.
— Почему бы и нет? — спросил Тьен.
— Нуу… — Госпожа Ламиль явно чувствовала себя неловко. — Подобными вещами занимаются обычно родители…
Вор невесело усмехнулся про себя: очнулись. Дети всю зиму ходили на каток без взрослых, а их отсутствие заметили, только узнав о самостоятельных покупках. Выходит, гулять одним можно, а деньги тратить — ни-ни.
— Родители Софи никак не могут этим заняться, — со всей возможной вежливостью сообщал юноша господину старшему наборщику и его супруге.
— Почему? — полюбопытствовала мамаша Ламиль.
Тьен подумал, что мелкая долго ему этого не простит, но все равно решил, что так будет лучше.
— Мать Софи и Люка умерла.
— Бог мой! Когда это случилось?
— Полтора года назад, — ответил юноша. — А отец уже давно живет в другом городе, с новой семьей.
Папаша и мамаша онемели, а Анна недоверчиво улыбнулась, будто надеялась, что он шутит:
— Софи всегда рассказывала нам с Ами…
— Софи очень ценит ваши отношения, — серьезно сказал Тьен девушке. — И она не хотела, чтобы вы с сестрой подумали, будто она вам не ровня. Не хотела, чтобы вы знали о сложностях в ее семье или о том, что ей пришлось оставить школу и искать работу, чтобы обеспечивать себя и брата.
— Бедная девочка, — отмерла госпожа Ламиль. — Бедные дети! Если бы мы с самого начала знали, то, возможно, могли бы чем-то помочь.