Четвертая. Патти.
Патриция — красивая женщина с красивым именем. Как специально под конец он узнал все имена, и теперь они останутся в памяти. А она тоже получила по заслугам. Судья, доживи она до суда, поделил бы делишки козыря им на двоих, и наверняка далеко не всегда она просто стояла рядом. А Тьен припомнил лишь один случай: игорный дом в начале зимы. Выстрели он тогда, и Ланс был бы сейчас жив… Он хотел, чтобы она поняла, за что, потому и повторил этот спектакль. И она знала, он поклясться мог бы, что она знала, чем это закончится, но не стала оспаривать приговор. Иначе попыталась бы бежать, и тогда он стрелял бы в спину…
…А еще он мог взять кассу. Восемьдесят тысяч — Софи и Люку хватило бы этого на всю жизнь. Но он решил, что им не нужны кровавые деньги. Да и не за деньгами он туда шел, не как вор. Он шел не брать, а отдавать долги. И рассчитался сполна…
И если бы сейчас он искал себе оправдания, то нашел бы их без труда.
Если бы искал.
Даже не осмысливал бы случившееся, а сказал бы себе, что не думал в тот момент, что делает, ослепленный ненавистью и желая лишь одного: причинить боль еще сильнее той, которую испытывал сам…
Но он не пытался оправдаться перед собой и незримыми судьями. Просто думал. Вспоминал.
День за окном снова сменился ночью, а он так и не встал с постели. Тело вошло в странное состояние, в котором не ощущались естественные потребности, и не нужно было двигаться, словно это уже и не тело, а кокон. Только вряд ли из него выберется однажды прекрасная бабочка.
Но иногда мыслями юноша покидал студию и оставшиеся в ней трупы и летел на свет… Чтобы тут же в страхе вернуться назад, покуда не замарал этот свет кровью и грязью…
Когда очередной день подошел к концу, он снова уснул, и хоть в этот раз сам хотел увидеть сон и уже решил, какой, вновь проспал без видений.
Затем пришел еще один день.
Кто-то стучался в номер и кричал что-то о деньгах. Пришлось заставить себя встать, нарыть в кармане пальто нужную бумажку и швырнуть ее в приоткрытую дверь…
Так можно было прожить целый год. Или два. Он почти всерьез задумался об этом, но после зажег лампу, хоть до ночи было еще далеко.
— Трижды «нет», — сказал он, когда Огонь, приняв облик длинноволосого мужчины, уже стал у стола, но вопросы еще не были заданы.
— О чем ты?
— Нет, мне не стало легче, — прикрыв глаза, медленно разъяснил Тьен. — Нет, я не считаю, что сделал все правильно. И, нет, я не хочу говорить об этом.
— Зачем же тогда звал?
— Хочу, чтобы ты рассказал мне.
— Что?
— Все.
— Все, что мог, я уже тебе рассказал, — не слишком убедительно ответил огненный. — И… почему ты решил поговорить именно сейчас?
— Устал молчать.
— Но ты уверен, что выбрал подходящее время?
— Больше, чем ты в том, что рассказал мне все, что мог, — слабо усмехнулся юноша.
Он в самом деле устал молчать. Да и вообще устал. Будь его воля, Тьен ничего не стал бы менять в своей жизни, он привык к ней такой, она ему нравилась. Даже новые знания и умения он приспособил к привычному образу существования и до недавнего не задумывался о большем, предпочитая не вспоминать о том, что могло причинить боль.
О крылатых тенях он забыл, едва вспомнив, как до этого забыл и о козыре. Но козырь вернулся…
— Так ты расскажешь мне? — спросил он у озадаченного его настойчивостью Огня. — Для начала — что я за тварь?
Ведь вполне возможно, что опасаться нужно совсем не теней…
Вор, а теперь еще и убийца, воздел к потолку голые руки. Правая тут же вспыхнула ярким пламенем, левую обвила змеей собравшаяся из витающих в воздухе паров в тонкий голубой жгутик вода.
— Ты быстро учишься, — произнес, оценив увиденное, огненный.
— Я не учусь. — Тьен резко хлопнул в ладоши. Послышалось шипение, повалил пар, и искры вперемешку с горячими каплями осыпались на пол. — Я умею. И хочу знать, откуда. Кто я такой? Флейм? Тритон? Сильф по матери и альв по двоюродной бабушке?
— Ты чувствуешь Землю? — насторожился Огонь.
— Нет. Но кое-кто, включая тебя, полагает, что за этим дело не станет. Так как же это возможно? Мои предки специально творили мне родословную, несколько поколений смешивая кровь разных народов, или я случайно такой талантливый получился?
Огненный молчал почти минуту, потом совсем по-человечески вздохнул.
— Смешать кровь разных народов, народов стихий, я имею в виду, невозможно. Вода потушит огонь, огонь оплавит землю, земля смешавшись с водою образует грязь, а воздух поднимет землю, но это будет лишь пыль, которая вскоре осядет… Несколько стихий не объединить естественным путем деторождения, разве только посредством человеческой крови. Именно так появлялись когда-то первые маги.