Чуть ранее он говорил, что стихии смешиваются лишь посредством людской крови, если, конечно, речь не идет о шеарах, но Тьен все же запутался, пытаясь определить, кто из его родни кем был.
— Ладно, не ломай голову, — сжалился, махнув пылающей рукой, рассказчик. — Объясню. Лет двести назад одна хорошенькая сильфида привела в Итериан понравившегося ей паренька. Они все так делают, сильфиды, ундины, альвы… Ты же читал сказки? Иногда поиграют и возвращают человека назад, иногда оставляют себе навсегда. Эта оставила. И парня, и его маленькую сестренку. Эта сильфида, если еще не понял, была твоей бабушкой. Ее человек — твоим дедом. А его сестричке, когда она подросла, глянулся некий флейм. Юные девы имеют слабость к пылким во всех смыслах мужчинах. Вот так и получилось. А потом твоя мать встретила твоего отца. Ему стоило вспомнить о том, что нельзя смешивать кровь с низшим созданием…
— С низшим? — В памяти всплыло нереально прекрасное лицо, голубые глаза, ласковая улыбка. Пальцы сами собой сжались в кулак, и ногти впились в ладонь.
— С низшим, — повторил невозмутимо огненный. — Шеар стоит на вершине пирамиды творения, а люди, сбившись в стада, подобно животным, бродят у ее подножия. Она никогда не поднялась бы к нему, и он — не спустился бы к ней. А тебя просто не должно было быть.
И кто-то спустя несколько лет решил исправить ошибку.
Дед, о котором мать говорила, что он змей еще тот, или отец. Или оба, сообща.
Вспомнились тени, пожар. Сердце бешено забилось, на лбу выступил пот, и к горлу подкатила тошнота… Впрочем, последнее, скорее, оттого, что он уже несколько дней ничего не ел, думая совсем о другом. И то, другое, к слову, все еще не отпускало, а в свете всего только что услышанного, окрашивалось в иные оттенки. И мысли лезли совсем уж странные, что, вероятно, не так уж неправы были те, кто решил когда-то, что кровь, хранящая силу четырех стихий не должна достаться низшему, животному, которое, может быть, и научится управлять этой мощью, но отнюдь не в благих целях сохранения мира и гармонии…
— Если меня не должно было быть, почему ты не дал мне умереть тогда? Разве это не решило бы все?
— Это было бы неверное решение, — ответил огненный туманно. — Твоя смерть стала бы такой же ошибкой, как и твое рождение. Все должно быть не так
— А как?
— Иначе.
Да уж, разъяснил…
— Как я понимаю, к твоим «нет» добавилось еще одно, — вгляделся в его лицо огненный. — Нет, ты уже не рад, что завел этот разговор.
— Нет, я рад, — через силу выговорил юноша без тени сарказма. — В другой день все, сказанное тобой, могло бы здорово испортить мне настроение. Сегодня портить было нечего. Так что рассказывай дальше.
Огненный покачал головой:
— Все. Я и так сказал больше, чем должен был. Остальное узнаешь со временем. Или не узнаешь никогда.
Он уже готов был стать частью огонька на фитиле лампы, но Тьен остановил его.
— Погоди. У меня еще один вопрос. Не о том… Почему ты помогаешь мне? Ты уже говорил, что не слуга и не обязан, но все-таки помогаешь.
— Наверное, потому… — протянул огненный и задумался почти на минуту. — Наверное, это можно назвать ответственностью. Ты — порождение моего творения.
— Не только я, — не принял такого ответа юноша. — И не только твоего. Но ни Вода, ни Земля, ни Воздух не выказывают участия в моей судьбе.
— Значит, это вина, — глухо выдохнул сгусток пламени, вдруг утратив очертания. — Чувство вины за то, что происходит с тобой. Это ведь я, а не Вода или Земля, сохранил тебя и вернул. И, возможно, я сделал что-то не так. Я очень торопился, пять циклов слишком мало. Или не нужно было стирать все твои воспоминания. Я забрал твою боль, но вместе с нею отнял всю радость, что у тебя была, любовь родителей, друзей… И даже пони. Кто знает, каким бы ты был, если бы я оставил тебе это?
Тьен вспомнил слободу, ночлежку Сун-Реми — с воспоминаниями о счастливом детстве там было бы еще хуже, и не исключено, что маленький Этьен Лэйд сломался бы в первый месяц такой жизни. Или ожесточился бы еще больше, зная, что это — не его жизнь, а ту, что была его, у него безжалостно отняли.
— Скоро я уже не смогу разговаривать с тобой вот так, как сейчас, — сказал Огонь. — Когда ты соберешь все стихии, это будет трудно. И тогда я уже ничего не смогу для тебя сделать.
— А сейчас можешь?
— Да. Если ты захочешь. Я могу забрать еще немного из твоей памяти. Например, последние дни. И когда ты снова попросишь меня отыскать убийцу твоего друга, я скажу тебе, что он уже мертв.
Заманчивое предложение, но Тьен нашел в себе силы отказаться.
— Нет. Я хочу помнить. Все.