Я смотрю на Романа, у меня из носа начинает капать от холода. Потом поднимаю тыльную сторону ладони и смахиваю влагу.
Он роняет рюкзак в кучу снега, и тот глубоко погружается в него. Нагнувшись, Роман расстегивает основной карман и достает синий листок бумаги. Встав, он протягивает его мне, не глядя мне в глаза. На этот раз дрожит только его рука.
Я вынимаю бумагу из его пальцев, ощущая ее гладкость. Это большой прямоугольник с надписью «С днем Святого Валентина». На синей бумаге смешиваются красные и белые тона, но все равно все идеально.
Я делаю глубокий вдох, открывая его, и вижу его едва разборчивый почерк, нацарапанный в середине.
Розы — красные,
Фиалки — голубые,
Ты мой лучший друг,
Но ты мне тоже нравишься.
Капля попадает на буквы, размывая их и заставляя чернила растекаться. Я вытираю глаза, понимая, что снова плачу.
Я поднимаю глаза на Романа и вижу, что он смотрит на меня. Может быть, немного застенчиво. Неуверенный в себе.
— Я тебе нравлюсь? — шепчу я.
Он кивает.
— Вообще-то я работал над этим всю неделю. Просто не знал, что написать, — смотрит на меня Роман. — Ты упростила это.
— Но... но... — Я не нахожу слов, когда Роман наклоняется вперед и прижимается губами к моей влажной, холодной щеке.
Мое сердце замирает.
Мой мир останавливается. Все замирает, когда теплые, мягкие губы Романа прижимаются к моей коже. Он задерживается на мгновение, и воздух из его носа касается моей щеки. Моя грудь вздымается, как от огромного прыжка.
Наконец он отступает назад, глядя на меня с неуверенностью, но с потребностью, которую я чувствую в своей собственной крови.
— Ты серьезно? Ты не лжешь мне? — спрашиваю я, всем телом ощущая волнение. Предвкушение.
— Да. А теперь пойдем домой и согреемся. — Роман обхватывает мою руку и тянет меня домой.
Мне больше не холодно.
Мне так, так тепло.
— Луна, ты готова идти? — кричит мама из коридора.
— Иду!
Кладу открытку Романа на комод, перечитывая ее в миллионный раз. С тех пор как он проводил меня, я не могу перестать читать ее. Прикасаться к ней. Когда через некоторое время после возвращения домой зазвонил телефон, я побежала к нему в надежде, что это Роман хочет поиграть.
Это была его мама.
Совсем забыла, что отец Романа, Сайпрес, вчера вернулся с гастролей. Я собиралась поужинать с ними, но Голди захотела, чтобы вся наша семья пришла, чтобы он мог со всеми нами познакомиться. Она сказала моей маме, что на данный момент мы уже практически семья.
Я прохожу по коридору и захожу на кухню. Это дым от их последнего косяка, который отец тушит в пепельнице. Мой отец одет в голубые джинсы и рубашку на пуговицах. На маме одно из ее многочисленных платьев. У нее нет ничего, кроме платьев, которые она шьет сама. Харпер сидит на кухне, ее волосы собраны в высокий хвост, она одета в джинсовые брюки и подходящий джинсовый топ.
Я тоже одета в платье, хотя его длина чуть ниже колен, и к нему прилагается пара длинных носков и туфли Мэри Джейн6. Мы все кутаемся в пальто и поднимаемся на холм к дому Романа. На крыльце горит свет. Мой отец держит бутылку вина, а мама стучит в дверь. Мои родители не фанаты рока, они больше любят фолк. Но они все равно встречаются с какой-то знаменитостью, и они были в восторге от этого после телефонного звонка Голди.
Нора открывает дверь, на ее лице сияет улыбка, пока та впускает нас всех. Она в джинсах и темно-сером свитере.
— Луна!
Я машу ей рукой, протискиваясь сквозь родителей, чтобы попасть в дом.
— Привет, — оглядываюсь в поисках Романа, но его нигде нет.
— О, привет, ребята! — выходит с кухни Голди в фартуке. — Заходите.
Она обнимает мою маму и улыбается папе.
— Вам не нужно было ничего покупать! Я уже говорила вам об этом.
— У нас просто завалялось это, — взмахивает рукой в воздухе мама, чтобы отмахнуться от своей лжи.
Харпер фыркает, прочищая горло, чтобы скрыть это. Она заставила моего отца выбежать из дома и купить одну из самых красивых бутылок, которые были в магазине. Думаю, Голди тоже об этом знает, судя по ухмылке на ее лице.
— Здесь вкусно пахнет. Могу я чем-нибудь помочь? — делает комплимент мама, следуя за Голди на кухню.
— О, спасибо. Это просто тушеное мясо с картофелем и морковью. Если хочешь нарезать хлеб, было бы здорово.
Папа забирает наши пальто, чтобы повесить их на вешалку, а Харпер идет в гостиную со своим кассетным плеером и наушниками. Все, что она сейчас делает, — это слушает музыку. Харпер не может перестать слушать The Ramones и Aerosmith.
Я оглядываюсь в поисках Норы, но ее нигде не видно.
А где Роман? А Сайпрес?
Я чувствую низкий гул под ногами, как будто пол едва заметно вибрирует. Любопытство берет верх. Я оглядываюсь через плечо и вижу, что папа разговаривает с Харпер, а мама и Голди смеются и хихикают на кухне. Развернувшись, я прохожу через гостиную с их диванчиком, полосатым креслом и телевизором. Открыв дверь в подвал, я слышу, как жужжание превращается в негромкую музыку — гитару и что-то, похожее на пение.
Как можно тише спускаюсь по лестнице и иду к музыкальной студии. Я была здесь всего один раз, в первый раз, когда пришла в их дом, и Роман показал мне все вокруг. Он сказал, что именно здесь его отец записывает музыку и репетирует с участниками своей группы. Дверь закрыта, и я прижимаю руку к холодной латунной ручке и медленно, насколько это возможно, поворачиваю ее и открываю.
Замедляю шаги, пока смотрю на открывающееся передо мной зрелище.
Роман сидит на табурете и берет ноты. Большинство из них он исполняет идеально, за исключением нескольких моментов, когда его палец со скрипом пробегает по струнам гитары. Его отец стоит рядом с ним и напевает слова песни «Highway to Hell» группы AC/DC. Он звучит точно так же, как главный певец, а Роман — как гитарист.
Они совершенны.
Затем губы Романа раскрываются, и он следует за отцом, его голос немного хриплый, хотя и тише, чем голос отца. Гортанная страсть в каждом слове, которое он поет, проникает в мою грудь и заставляет ее сжиматься от эмоций. Я не знаю, плакать мне или смеяться.
Роман — это всё.
Нора замечает меня с дивана у стены. На нем лежит вязаный плед, который моя мама сшила вручную. Подхожу к Норе, мальчики слишком увлечены своей музыкой, чтобы заметить, как я вхожу в комнату. Здесь тепло, теплее, чем наверху. Немного душно, но ребятам все равно.
Сайпрес — это более взрослая версия Романа. Его волосы длиннее, темные, как у Романа, но с легкой волной. Как будто они пытаются быть вьющимися, как у Норы, но у них это не совсем получается. Они касаются его плеч и двигаются взад-вперед, когда Сайпрес качает головой в такт песне.
На нем футболка и джинсы, а ноги босые, большие пальцы шевелятся, как будто он играет на барабанах.
Нора раскачивается взад-вперед в такт музыке, ее кудри подпрыгивают, а на лице написана полная эйфория.
Роман хорош.
Он действительно, действительно хорош.
Роман несколько раз закрывает глаза, а рот расплывается в улыбке, когда он напевает слова песни. И выглядит непринужденно рядом со своим отцом. Я всегда считала его спокойным, но теперь поняла, что в нем было что-то, чего не хватало, с тех пор как мы познакомились, и это был его отец. Теперь, когда Сайпрес вернулся, Роман выглядит цельным.