— Это не новость. Я всегда хотел пригласить тебя на свидание. Просто у меня никогда не было возможности, — говорит Трэвис.
Я хмуро смотрю на него.
— Почему нет?
Тот смотрит на меня так, будто я глупая. Как будто все, что он знает, очевидно.
— Что ты мне недоговариваешь? — подозрительно прищуриваю глаза. Что, черт возьми, происходит?
Его лицо немного вытягивается, становясь серьезным, когда он смотрит на меня.
— Ты действительно не знаешь?
Я медленно качаю головой, чувствуя, как мой желудок наливается свинцом. Трэвис наклоняется ближе, его колени еще сильнее прижимаются к моим. Я немного отодвигаю свой стул, ослабляя контакт. Мне вдруг становится холодно внутри.
— Роман не разрешал никому из нас приглашать тебя на танцы. Никто из нас не мог ничего сделать, правда. Но теперь, когда его здесь нет, я решил, что это мой шанс.
— Кто это — «нас»? — Я чувствую, что мои глаза вот-вот вылезут из орбит. — Шанс для чего?
Он чешет подбородок с таким видом, словно у него в карманах припрятаны все секреты мира.
— Для всего. Все ребята из нашего класса. Некоторые даже на класс старше нас. Мы все неоднократно хотели пригласить тебя на свидание, Луна. Некоторые даже пытались. Роман отбривал всех, прежде чем мы успели спросить, — постукивает пальцем по столу Трэвис, и его постукивание становится громким и отдается эхом в тихой библиотеке. — Честно, он никогда не говорил тебе? Ты не знала?
— Откуда мне знать? — почти кричу я.
— Ш-ш-ш! — Библиотекарша в очках с разноцветной цепочкой, свисающей с них и уходящей за затылок, смотрит на меня так, будто хочет ударить газетой. — Успокойтесь, иначе мне придется попросить вас уйти.
Я съеживаюсь и бормочу извинение, прежде чем снова посмотреть на Трэвиса.
— Нет, он никогда не говорил мне, — шепчу я.
Его взгляд — нечто среднее между кошкой, съевшей канарейку, и ребенком, наступившим в собачьи какашки своего соседа.
— Не говори ему, что я тебе сказал, хорошо?
Я бросаю взгляд на часы и вижу, что до последнего звонка осталось около десяти минут. Роман выходит раньше меня, так что он, скорее всего, уже на улице и ждет меня.
Захлопываю книгу, грохот звучит как выстрел. Запихиваю все в рюкзак, меня даже не волнует, что мои страницы сминаются, а мой пенал с карандашами открывается, и все высыпается на дно. Я встаю слишком быстро, мой стул издает отвратительный скрежещущий звук даже на ковре. Вздрагиваю и тихонько задвигаю его обратно.
«Я собираюсь убить его».
Останавливаюсь на пути к выходу, оборачиваясь к шокированному Трэвису.
— О, Трэвис?
Он смотрит на меня, немного нервничая из-за нашего разговора, я полагаю.
— Да, я пойду с тобой на танцы.
Его неловкость исчезает, на ее месте появляется искренняя улыбка, и на его щеках снова появляются ямочки. Мне хочется потрогать их пальцами.
Позади меня кто-то прочищает горло, и я оглядываюсь через плечо на библиотекаршу, стоящую прямо позади меня и указывающую на выход.
— Я уже ухожу, — фыркаю и выхожу, не сказав больше ни слова.
Библиотекарь хочет, чтобы я отправилась в кабинет, чтобы переждать последние несколько минут до звонка, но я не пойду. Иду прямиком к своему шкафчику и беру оставшиеся вещи. Снимаю куртку с крючка и захлопываю шкафчик с такой силой, что дверца раскачивается на петлях. Засунув руки в фиолетовые рукава, я топаю к выходу с единственной целью.
Роман.
Распахиваю двери, и в лицо сразу же ударяет порыв холодного воздуха. Декабрь выдался до смешного холодным: первый снег выпал в октябре этого года. Как только первые хлопья растаяли на моей коже, я поняла, что зима будет адской.
Я сердито выдыхаю, когда вижу его, сидящим на перекладинах, как он обычно это делает. Даже зимой Роман находит дорогу в свой парк. Мне нравится так его называть. Его парк. Он был его частью, с тех пор как я его встретила. Думаю, если бы тот мог, то поднял бы его и поставил у себя на заднем дворе.
«Роман мешал парням добиваться меня? К черту».
Волна удушливого тумана рассеивается. С моих дрожащих губ срывается сердитый вздох. Я не могу поверить, что этот мудак так делал.
«Я убью его».
Я пробираюсь по свежевыпавшему снегу. Ноги глубоко проваливаются, снег мгновенно набивается в ботинки и носки. Роман замечает меня еще до того, как я перехожу улицу, и на его лице появляется обеспокоенное выражение. Он соскальзывает вниз, легко приземляясь на ноги и на ходу стряхивая снег с джинсов.
— Что случилось? Звонок еще даже не прозвенел. Ты в порядке?
Я прижимаю свои холодные пальцы к его шерстяному пальто и толкаю его.
— Ты козлина!
Роман отшатывается, поскальзываясь на небольшом кусочке льда, но выпрямляется, так и не упав на землю.
— Что, прости? — кричит он мне.
— Думаю, тебе будет интересно узнать, что меня только что пригласили на зимний праздник.
Роман опускает брови, и на лицо словно набегает тень.
— Кто? — рычит он, и в его голосе звучит свирепость, которую я никогда раньше от него не слышала.
Я снова пытаюсь оттолкнуть его, чистый гнев обжигает мою холодную кожу. Роман обхватывает мои запястья руками, его длинные и сильные пальцы теплые, несмотря на то, что тот просидел на холоде не меньше десяти минут.
— Кто? — снова спрашивает он.
Выражение его лица автоматически заставляет меня ответить ему.
— Это был Трэвис.
Глаза Романа расширяются, ярость окрашивает его карие глаза в золотистый цвет.
— Трэвис Швинн? — рычит он.
— Я сказала ему «да»! — вырываю свои запястья из его рук, отпихивая его от себя. — Ты сказал ему, да и всем остальным, что они не могут пригласить меня на свидание. Ты годами заставлял меня чувствовать себя прокаженной, и все ради собственного счастья? Я думала, что это я какая-то ненормальная, потому что ни один парень не разговаривал со мной, никто не хотел со мной общаться. А теперь я узнаю, что ты мочился на меня, метив территорию?
Пинаю снег в его сторону, и он превращается в пыль, вместо того чтобы осыпаться ему на ноги, как я надеялась.
— Я сказала ему «да».
Он смеется.
— Нет.
— Я пойду с ним, — улыбаюсь я. — И мне все равно, нравится тебе это или нет.
Я отступаю от него на шаг, готовая броситься домой и убежать от него, пока он не заманил меня обратно.
Он всегда заманивает меня обратно.
Его мягкие слова и успокаивающее, защищающее присутствие заставляют меня таять рядом с ним. Когда речь заходит о Романе Холле, я становлюсь слабой. Он имеет надо мной такую власть, какую никто и никогда не мог иметь. Я — осыпающийся лепесток в его сильной руке.
— Ты никогда не ходила на танцы без меня. Мы всегда ходили вместе. Каждый. Раз. А теперь ты планируешь взять с собой Трэвиса, мать его, Швинна? Я так не думаю, Луна. Только через мой гребаный труп.
Слышу, как на другой стороне улицы звенит звонок, и всего через минуту из дверей высыпают дети. Я отступаю от него на шаг, ненавидя то, что он причинил мне такую боль. Что тот не дал мне испытать то, что должна испытать каждая девушка. Я бы выбирала Романа каждый раз, без вопросов. Но он никогда не давал мне шанса и не доверял настолько, чтобы поверить, что тот всегда будет для меня номером один.