Легкий стук в окно заставляет меня подскочить в постели. Я вытираю потные ладони об обтянутые тканью ноги и подхожу к окну. Я знаю, кто это.
Всегда знаю, кто это.
Я приоткрываю окно на небольшую щель, чтобы Роман смог поднять его до конца. Он раздвигает его, рама скрипит на петлях, и проскальзывает внутрь. Роман шлепает ботинком по ковру, и на пол сыплется снег, который мгновенно тает и просачивается в ковер, исчезая.
— Извини, — бормочет он.
Роман выглядит привлекательно. На нем свитер, а волосы сегодня уложены немного набок. Он уехал к бабушке, поэтому я не видела Романа весь день. У меня было не так много дел.
Открыв утром подарки, я провела остаток дня, смотря с семьей рождественские фильмы и болтаясь в своей комнате.
У нас нет родственников поблизости, а у моих родителей в этом году не было денег на поездку. Поэтому мы провели день дома вместе. Все оказалось не так плохо, как я думала. На самом деле я была рада тишине и покою. К тому же весь день была как комок нервов. Я едва могла прикоснуться к еде и сосредоточиться на словах наших фильмов — вся моя семья смеялась, пока я тупо пялилась на экран.
Я просто чертовски нервничала.
Из-за его подарка и из-за нас. Это... напряжение нарастает. Я не знаю, что это такое, и не знаю, как это усмирить. И хочет ли оно вообще быть укрощенным.
Мы — низкокипящая химия, которой достаточно одного искры от фитиля, чтобы вспыхнуть, превратившись в несгораемый жар.
Готова ли я к такому жару?
— В чем дело? — спрашивает Роман.
В его руке небольшой сверток, завернутый в бумагу в зеленую и красную полоску с маленьким бантом сверху. Мое сердцебиение учащается, пока я не чувствую стук в ушах, а его голос звучит так, будто доносится из трубы.
— Луна, — легонько встряхивает меня Роман.
Я встряхиваю головой, очищая ее от тумана.
— Хммм?
Он сжимает пальцами мои обнаженные плечи, кончиками его пальцев, огрубевшими от игры на гитаре, прижимается к моей гладкой коже.
— Ты в порядке? — снова сжимает мои руки Роман.
— Я в порядке. А ты? — спрашиваю я, чувствуя его нервозность.
— И я в порядке.
Роман отпускает меня, отступает назад и снимает ботинки. Он прижимает их своей ногой в черном носке к стене возле моего окна. Подойдя к моей кровати, садится на край. Пружины скрипят и стонут под его весом, когда Роман снимает пальто и бросает его поверх моей подушки.
— Спасибо, — хихикаю я.
Он пожимает плечами.
— Ты уже хочешь открыть свой подарок?
— Сначала ты должен открыть свой.
Я снова нервничаю, большие бабочки бьются о клетку моего живота, их крылья мучают меня, когда они порхают. Подхожу к тумбочке, беру его подарок и протягиваю ему.
— Вот.
— Сначала ты должна открыть свой. — Роман протягивает мне мой подарок, и я качаю головой.
— Нет, сначала открой свой.
— Вечная заноза в моей заднице, — ворчит Роман.
Он берет маленькую коробочку из моих рук. На его ладони маленькая коробочка выглядит совсем крошечной, особенно на фоне его больших пальцев. Роман так вырос за эти годы. Его рост легко достигает метра восьмидесяти, грудь подтянутая, и мышцы на руках сильные. Он больше похож на мужчину, чем на мальчика, несмотря на то, что учится всего в девятом классе.
Роман открывает коробочку, показывая медиатор, на который я весь день пялилась. Надеясь, молясь и желая, чтобы Роман полюбил свой подарок так же сильно, как и я. Он с минуту смотрит на медиатор, затем вытаскивает его и отбрасывает коробку. Она переворачивается, ударяется о его колено и падает на пол.
Роман зажимает медиатор между большим и указательным пальцами. Кончики его пальцев белеют от напряжения, с которым он держит его. Роман переворачивает медиатор, затем переворачивает обратно. Когда тот смотрит на меня, его глаза сияют таким благоговением и обожанием, что я едва не падаю на колени.
— Это… — Он протягивает свободную руку, обхватывает меня за талию и притягивает к себе. — Я буду играть им вечно. Пока буквы не потускнеют, а края не сотрутся, буду использовать его. Буду продолжать играть им даже после. Он прекрасен. Мне очень нравится. Спасибо, Луна, — крепко сжимает меня Роман, его рука слегка дрожит от волнения.
— Ты будешь использовать его, когда станешь важным и знаменитым, и тогда ты всегда сможешь помнить маленькую соседскую девочку из Висконсина.
Он вскидывает брови, почти скрывая хмурый взгляд.
— Маленькую? Ты станешь важнее и знаменитее меня, когда достигнешь звезд и будешь танцевать в самых известных балетах. Я буду петь дерьмовые тексты и играть каверы, а ты будешь танцевать в Джульярдской школе8 в Нью-Йорке с лучшими танцорами мира. Ты гораздо больше, чем просто маленькая соседская девочка из Висконсина.
Роман прячет свой медиатор от посторонних глаз, а затем достает маленький сверток из-под пледа и протягивает его мне.
— А теперь открой свой.
Я беру сверток дрожащими руками, ощущая гладкую поверхность под ладонью. Нащупываю маленький лоскут ленты, провожу пальцем под складкой и осторожно разрываю ее. Хватаю маленькую коробочку, очень похожую на мой собственный подарок, и аккуратно вытаскиваю ее из обертки.
— Ты ведь не сам это упаковал? — спрашиваю я. Обертка сделана слишком идеально, его большие руки ни за что не справились бы с этим самостоятельно.
Роман смущенно улыбается.
— Просто открой этот чертов подарок, Луна.
Тут же делаю, как мне говорят. Открыв маленькую коробочку, мои глаза мгновенно наполняются непролитыми слезами, когда я вижу, что скрывается под крышкой.
— Вау, — шепчу я, мои глаза полны слез.
Провожу пальцем по золотой цепочке. Она изящная и маленькая, женственная. Цепочка ожерелья золотая и легкая, когда я беру ее в руки. В центре — крошечная пара балетных пуант. Ленты на них проработаны до мельчайших деталей, они выглядят как настоящие, хотя и сделаны из чистого золота. Складочки, вырезанные на крошечных туфельках, так красивы, так реалистичны, что по моей щеке медленно стекает слеза, с той же скоростью, с какой мой палец проводит по туфелькам.
— Оно... настоящее?
Роман закатывает глаза.
— Конечно, настоящее.
— Это слишком. — Мой голос звучит сдавленно, слишком переполненный эмоциями.
— Нет, не слишком. Повернись, дай мне надеть ее на тебя.
Роман забирает коробку у меня из рук, хватает за плечо и разворачивает меня, пока я не оказываюсь к нему спиной. Слышу, как он вынимает цепочку из коробки. Вскоре Роман поднимает мои волосы и перекидывает их через левое плечо. Потом руками обхватывает меня. Блестящая золотая цепочка сверкает в моей затемненной комнате — единственный свет в этой темноте. Роман застегивает цепочку, и пуанты тяжело, но легко прижимаются к моей шее, прямо между ключицами. Я поднимаю их, ощущая их текстуру и тяжесть между пальцами, а затем кладу обратно на грудь. Роман опускает руку, и сам берет пуанты. Поднимает их, осматривает и опускает к моей груди. Роман опускает руку ниже, и прижимает цепочку ко мне, как будто хочет, чтобы она плотнее прижалась к моей коже.
Чувствуя, как мой голос отдается в груди и в его руке, я шепчу:
— Я буду носить это каждый раз, когда буду танцевать. С каждым синяком и болью в костях буду думать о тебе. Каждый раз, когда буду кланяться в конце шоу, буду думать о тебе. Каждый раз зашнуровывая пуанты вокруг собственных ног, завязывая банты с идеальной точностью, я буду думать о тебе.