Она пахнет так знакомо. И кажется такой знакомой.
Луна ничего не говорит, крепко прижимая меня к себе, ее трясущиеся руки и дрожащее тело кажутся такими маленькими по сравнению с моими.
— Давай сядем. Расскажи мне все. Как ты?
Я тащу Луну к кровати, сажусь посередине, в ботинках и всем остальном. Притягиваю ее к себе, и Луна сворачивается клубочком у меня на коленях. Она поднимает руку к моим волосам, ощупывая длинные пряди, которым я позволил отрасти еще больше за время моего отсутствия.
Луна качает головой.
— Я хочу услышать о тебе.
Я выдыхаю, чувствуя себя здесь как дома. С ней. Неважно, что мы расстались на целый год, что наши контакты сократились. Один миг с ней — и я снова там, откуда начал. Вот почему я целый год никого не трахал. Это было даже не соревнование, вообще не было вопроса, должен ли я сдержать свое слово и оставаться верным Луне. Это было несложно, ни в малейшей степени. Луна — это все для меня, и так было всегда.
Один миг с Луной, и все становится таким, каким должно быть.
— Это было безумие, Луна. Я даже не могу объяснить тебе. Город за городом. Концерт за концертом. Люди приходят на шоу! У нас аншлаги на площадках. Я не ожидал ничего подобного, когда начинал.
— Я слышала твои песни по радио, — шепчет Луна, прижимаясь к моей груди.
— Знаю. И не могу поверить, что у нас есть настоящий хит. Я вырос на том, что у моего отца постоянно были хиты, просто никогда не ожидал, что у меня будет своя песня на радио. Это просто безумие. Наш менеджер — жесткая задница, но я уже говорил тебе об этом.
Она кивает.
— Знаю, что пропустил твой выпускной, и мне очень жаль. Я перепутал даты, а когда понял это, мой менеджер не позволил мне уйти, так как у нас должно было состояться грандиозное шоу в Чикаго. Так что я собирался приехать после, но в итоге у нас возникли проблемы с машиной. Черт, последние пару недель были адскими. Я просто рад, что нахожусь дома, на настоящей кровати. Ты не понимаешь, как тебе хорошо, пока не окажешься в тесноте автобуса с кучей чуваков. Дерьмо полнейшее.
Луна хихикает, хотя это звучит грустно.
— После этого у нас еще пара остановок, а потом мы возвращаемся в Лос-Анджелес. Я подумываю собрать вещи и отправиться в Нью-Йорк. Как мы и планировали. Как тебе это?
Она прижимается к моему телу, а ее обмякшая фигура становится неподвижной, как статуя.
— Луна, что случилось? — спрашиваю я, поднимая ее лицо к своему.
Она высвобождает голову из моей руки, скатываясь с кровати. Потом встает, повернувшись ко мне спиной.
По моему телу мгновенно пробегает холодок, и ужас просачивается в мое зрение, затмевая все вокруг. Я едва не теряю сознание от страха. Страха, что что-то не так. Страха, что она больше не любит меня. Страха, что она нашла кого-то другого.
Это также приводит меня в ярость.
Я хватаю Луну за плечи и поворачиваю лицом к себе.
— Скажи мне. Что бы это ни было, просто скажи мне. Мы разберемся.
Ее глаза наполняются слезами, становясь стеклянными всего в нескольких сантиметрах от моих. Скатывается слеза, и я слишком оцепеневший, слишком напуган, чтобы стереть ее на этот раз.
— В чем дело, Луна? — На этот раз мой голос звучит резче, и я ничего не могу сделать, кроме как схватить ее за плечи. Немного ослабляю хватку, когда Луна вздрагивает, но не могу отпустить ее.
«Разве она не знает? Я никогда не отпущу ее».
— Ты опоздал, Роман.
Луна опускает глаза в пол, и слезы капают на кончики пальцев ее босых ног. Я едва могу найти в себе силы сглотнуть, когда перевариваю ее слова.
Тянусь рукой к волосам, провожу пальцами по жестким прядям, а затем опускаю ее к щеке, почесывая щетину.
— Что ты имеешь в виду, говоря, что я опоздал?
Луна смотрит на меня, ее глаза налиты кровью от сожаления.
— Я имею в виду, что ты опоздал. Я ждала тебя. Ждала целый год. А потом еще дольше. Я хочу сказать, Роман. Ты. Опоздал.
Бросаю взгляд на ее сумку на полу, раздутую по швам и готовую к выходу.
— Так что у тебя за план? Поехать в Нью-Йорк без меня? Я увидел сумку, и, не знаю, у меня появилась надежда, что ты планируешь поехать со мной в тур. Может быть, у тебя было предчувствие, что я еду.
Она ничего не говорит.
— Это не так? Тогда что же это может быть? Ты встретила кого-то другого?
Она по-прежнему ничего не говорит. Я слегка встряхиваю Луну, и ее голова раскачивается, как китайский болванчик.
— Скажи мне, Луна! — повышаю голос, ярость и страх сжимают мое горло, словно змея обвивается вокруг него, медленно высасывая из моих легких все до последней капли воздуха и жизни.
— Я уезжаю.
— Куда? — стискиваю зубы.
— Я переезжаю на Гавайи.
У меня глаза чуть не вылезают из орбит.
— Гавайи? Что за хрень на Гавайях? А как же Нью-Йорк? Джульярд? А как же твой балет, Луна? Я могу сказать тебе прямо сейчас, что на Гавайях нет ни одной гребаной хорошей балетной школы.
Следующие слова, слетающие с ее губ, вырывают мою душу прямо из грудной клетки.
— Я больше не танцую.
Мои руки падают с ее плеч, и я делаю шаг назад. Ощущение такое, будто кто-то впился голой рукой в мою грудь и вырвал мое сердце своими острыми десятисантиметровыми ногтями, скребя по стенкам и нанося раны на каждом сантиметре пути.
— Ч-что?
Я моргаю, глядя на нее, а она ничего не говорит, продолжая беззвучно плакать, ее худенькие плечи вздымаются и опускаются от печали.
— Что значит, ты не танцуешь? Это же вся твоя жизнь!
Луна смотрит на меня, в ее серых глазах пытка и трагедия. В них пустота, жизнь, в которой она выросла, вычеркнута из памяти, полностью вытравлена из той девушки, которой она была раньше. С таким же успехом у нее могли быть голубые глаза; для меня она выглядит совсем по-другому.
— Ты был моей жизнью! И ты бросил меня, Роман. Я хотела, чтобы ты поехал, чтобы у тебя был шанс осуществить свою мечту. Но в тот момент, когда ты ушел, часть меня умерла. Я не могу танцевать уже несколько месяцев. Я даже не хочу больше танцевать. И только и делаю, что плачу, плачу и плачу, и плачу еще, черт возьми. Я умоляла и просила тебя вернуться домой на выпускной вечер. Когда ты этого не сделал, я потеряла надежду. Проходили дни, и дни, и еще больше дней, а ты не возвращался домой, и в конце концов я сдалась.
Я открываю рот, но ничего не выходит, кроме болезненного вздоха.
«Она больше не танцует».
— Я сдалась, Роман. Потеряла надежду, что ты вернешься домой. Я отказалась от нас.
— Луна, я же говорил тебе...
Она поднимает руку, останавливая мой ответ взмахом руки в воздухе.
— Я ждала тебя, Роман. Месяцами! Ни звонков, ни писем, ничего! — Луна делает глубокий вдох, понижая голос: — Когда появилась возможность, я почувствовала, как жизнь наполняет меня впервые, с тех пор как ты ушел, и поняла, что не могу продолжать в том же духе. Мне надоело ждать, надоело позволять себе истекать кровью. Я собираюсь жить, хотя бы раз. Для себя и только для себя.
— Луна.
Я делаю шаг к ней, обнимаю ее и заставляю посмотреть мне в глаза. Большими пальцами прижимаюсь к ее щекам, удерживая ее пристальный взгляд прикованным к моему. Смотрю в ее серые глаза, умоляя, чтобы это была шутка, гребаный сон. Умоляю ее избавить меня от боли, которую я сейчас испытываю.