Но его нет, до самого утра. И единственное, что мне снится, — это сероглазая Луна.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ЛУНА
Мои веки отяжелели, а тело напряжено со вчерашнего вечера. Мы все немного нервничаем, опасаемся оставаться здесь. Никто из нас больше не чувствует себя комфортно. Наше уютное местечко превратилось... во что, место убийства?
— Как вы думаете, что произошло? — спрашиваю, выжимая воду из волос. Я быстро искупалась в ручье, чувствуя себя мерзкой и потной от нервов и ночи беспокойного сна.
— Думаешь, кого-то подстрелили? — спрашивает Триш.
— Может, это был просто охотник или что-то в этом роде? Может, они стреляли в животное, — предполагает Шона.
Нил качает головой.
— Разве ты не слышала, сколько было выстрелов?
— Или этот гребаный крик? — вклинивается Уилли, по его загорелой обнаженной спине пробегает дрожь. — Я почти уверен, что это было убийство.
Я встаю, оборачивая поношенное полотенце вокруг тела.
— Мне нужно выбраться отсюда. Кто-то еще хочет убраться отсюда?
Я видела здесь всяких жутких тварей. Скорпионов, змей, огромных на вид пауков, которые заставили бы меня перебежать границу штата, если бы они были на мне.
Но ничто, ни одна тварь не пугала меня так сильно, как эти выстрелы и крики. Ничего.
— Хорошая идея, детка, — говорит Уилли, и у меня сводит живот от этого прозвища. — Куда нам идти?
— Чувак… — Нил встает со своего места у костра. — Погоди.
Он перепрыгивает через плоский камень, на котором сидел, и босиком бежит внутрь «Виннебаго». Маленький дом покачивается, когда Нил запрыгивает на ступеньки. Когда он выходит обратно, в руках у него оказывается карта, сложенная слишком много раз. Средняя складка разорвана, а некоторые места так истерлись, что на них едва можно разглядеть названия.
— Я давно хотел съездить на гору Суеверия14. — Нил указывает на место на карте неподалеку от нашего дома. — Мы можем отправиться туда сегодня, ненадолго уехать отсюда. Проветрим мозги.
Мы все смотрим друг на друга с волнением и облегчением, что сможем выбраться отсюда на целый день.
— Да! Давайте сделаем это! — Триш встает, Шона сразу за ней.
— Уф, слава Богу, — хватаю свои вещи, собираю то немногое, что у меня есть, и укладываю в «Виннебаго». Теперь я не доверяю ни одной из своих вещей. Мне кажется, что все это место небезопасно.
— Мы пойдем туда пешком или поедем на машине? — спрашивает Уилли. Он берет ведро и идет к реке, чтобы наполнить его. Поднеся его к костру, Уилли выливает воду на пламя. Оно шипит и дымится, а поленья коптятся, когда пламя догорает.
— Мы пойдем пешком. Это не так уж и далеко, — снова смотрит на карту Нил, костяшками пальцев отмечая мили. Он смотрит на небо, проверяя солнце. — Мы просто убедимся, что взяли с собой достаточно воды на день.
Мы все киваем, не особо заботясь о том, что мы делаем и сколько времени это займет. Нам просто хочется выбраться отсюда.
— Черт, как жарко, — выдыхаю я, хватая флягу с бедра Триш. Ремень закручивается вокруг ее бедра, притягивая ко мне. Мне все равно. Я так хочу пить. Делаю маленький глоток, зная, что мы только недавно поднялись на гору. Нам предстоит пройти долгий путь и вернуться в лагерь, прежде чем мы сможем набрать еще воды.
— А что за история у горы Суеверия? — спрашивает Шона, глядя на скалы и зазубренные вершины. Каньоны прекрасны, но здесь очень сухой воздух, и чем выше мы поднимаемся, тем суше становится — тем ближе мы к солнцу.
Оно яркое, а у меня нет солнцезащитных очков. Мои веки болят, при каждом моргании они становятся суше и тяжелее.
— Мне рассказывали, что где-то здесь есть золотая жила, которую спрятал Потерянный голландец.
— То есть ты хочешь сказать, что мы можем наткнуться на чертову шахту с золотом? — спрашивает Уилли, оглядываясь по сторонам.
Я закатываю глаза, тяжело дыша:
— Даже не пытайся. Ты никогда его не найдешь. Я уверена, что сюда постоянно приходят люди и ищут его. Возможно, это даже нереально.
Он приподнимает бровь, глядя на меня.
— Я бы не стал сбрасывать это со счетов, пока не обшарю каждый сантиметр этой горы, — продолжает оглядываться по сторонам Уилли, и я позволяю ему, слишком разгоряченная, слишком уставшая, чтобы спорить.
— Сегодня чертовски жарко, — смотрю на солнце.
Сегодня на небе нет ни облачка. Солнце палит ярко. Я хочу присесть, но в пустыне все острое. Красиво, но одно неверное движение — и тебя уколет кактус, или куст, или укусит какое-нибудь гребаное животное.
— Действительно, жарко, — хнычет Шона, — может, нам стоит вернуться пораньше?
«Да. Пожалуйста, да».
Нил смеется.
— Мы еще не можем вернуться. Мы только начали. И, честно говоря, ты бы предпочла уже вернуться в то место? Или ты предпочла бы остаться здесь, подальше от этих выстрелов?
Мы все киваем, понимая, что даже если нам жарко и некомфортно, нам лучше будем здесь, чем в лагере.
Мы идем через горы красного цвета, гладкие камни выглядят горячими и почти блестящими от солнца. Непохоже ни на что, что я когда-либо видела. Кусты светло-желтого цвета, все виды зелени, высохшие без любого источника воды. Каньоны и впадины в земле, где должны быть небольшие бассейны, все высохли, земля потрескалась и обезвожена. Почти так же обезвожена, как и я.
Проходит немало времени, и чем дальше мы удаляемся от лагеря, тем жарче становится. Солнце палит вовсю, и моя кожа уже не потеет, а удерживает каждую каплю жидкости, которая хранится в моем теле.
— Можно мне еще воды? — умоляю я, протягивая руку.
Мне все равно, кто мне ее подаст, я так хочу пить, что меня начинает подташнивать. Тошнота нарастает в моем желудке, и в голове начинает пульсировать.
— У меня пусто, — говорит Нил.
Я хнычу, все еще протягивая руку.
— О, это нехорошо. Похоже, у меня тоже, — ворчит Уилли.
Я поворачиваю голову в его сторону. У нас три больших фляги, и мы выпили их все, даже не добравшись до вершины горы?
— О-о-о, — хнычет Триш. — И у меня.
— Вы серьезно? — поворачиваю голову в их сторону, чувствуя, как учащается сердцебиение. — Вы хотите сказать, что у нас нет воды?
Я задыхаюсь.
«Они ведь шутят, да? Они должны шутить, черт возьми».
— Мы должны повернуть назад. — Я останавливаюсь, мои колени кричат в знак протеста. Все мое тело словно сковало судорогой. Никогда в жизни мне так не хотелось пить. — Мне нехорошо. Что-то не так.
Уилли подходит ко мне, снимая рубашку.
— Ты слишком много загораешь. Может, тебе нужно присесть?
Он обматывает рубашку вокруг моей головы, но она кажется слишком тяжелой, просто еще один дополнительный слой на моем теле. Я снимаю ее и бросаю на песчаную землю. Шлейф пыли взлетает вверх, окрашивая его белую рубашку в оранжевый цвет.
Каждое движение становится мучительным.
Шона останавливается, на ее лице отражается страх. Ее кожа бледна, а волосы прилипли ко лбу и щекам. Ее топ закатан под грудь, живот ярко-красный, пылающий от солнца. Неважно, сколько времени мы провели на солнце; аризонская жара обжигает кожу, какой бы загорелой она ни была.
— Нам нужно развернуться.
Нил разворачивается и идет задом наперед вверх по склону. Его лицо вспотело, рубашка обмотана вокруг головы.