— Следующий, — говорит женщина за стойкой, едва оторвав взгляд от своего компьютера.
Я делаю шаг вперед, кладу деньги на стойку и пододвигаю их к ней.
— Мне нужен билет домой.
Она поднимает глаза и смотрит на меня.
«А, точно».
— В Висконсин. Я бы хотела купить билет до Висконсина.
Женщина удивленно моргает, глядя на меня.
— В какой аэропорт, мэм? В Висконсине несколько аэропортов.
— Любой. В самый ближайший, который у вас есть, — протягиваю ей деньги, и на этот раз женщина смотрит на меня, не отрываясь.
Ее взгляд скользит от моих темных растрепанных волос к голому животу. Она как будто может прочитать мою историю по моему внешнему виду, и ее лицо смягчается.
— Давайте посмотрим, что я могу сделать.
Женщина щелкает по клавиатуре, ее ногти стучат по клавишам особенно громко. Кажется, что это длится целую вечность: она попеременно щелкает мышью и клавиатурой.
— Ага, ну вот. Самолет в центральный Висконсин вылетает примерно через четыре часа. Подойдет?
Я киваю головой, и на моем лице появляется такая широкая улыбка, что болят щеки.
— Отлично.
Женщина берет мои деньги, отсчитывает сколько нужно, и протягивает мне обратно гораздо меньшую пачку. Маленький принтер под ней начинает жужжать, и из него выскакивает маленький билет. Женщина отрывает его и протягивает мне.
— У Вас есть сумки, которые нужно сдать?
Я качаю головой.
— Нет, ничего.
Она хмурится в замешательстве, но кивает.
— Счастливого полета.
Я беру билет и смотрю.
— Спасибо. — Все, что я могу прочесть, — это слово «Висконсин».
Я ухожу, направляясь через аэропорт в поисках своего зала ожидания. Там есть маленькие магазинчики, рестораны и сувенирные лавки. Сворачиваю налево, к небольшому магазинчику, и понимаю, что уже не знаю, как давно что-то пила.
Беру воду и маленький пакетик арахиса, вынимаю из пачки двадцатидолларовую купюру и кладу вещи на прилавок. Молодой парень за кассой улыбается мне и слишком долго смотрит на мой живот. Я обхватываю себя руками за талию и перевожу взгляд с него на журнальный киоск.
И все останавливается.
Все.
Автоматически рукой, почти как в замедленной съемке, тянусь к ближайшему журналу. Вытаскивая его, подношу к лицу и читаю заголовок.
«У РОМАНА ХОЛЛА ИЗ «CATACLYSM» СЛУЧИЛСЯ СРЫВ НА СЦЕНЕ. ЛЕЧЕНИЕ? ДЕВУШКА ВСЕ РАССКАЗАЛА».
«Девушка?»
«У Романа есть девушка?»
На этой фотографии он выглядит совсем по-другому, но в то же время таким же. Роман выглядит старше, но полагаю, что так и должно быть после того, как мы не виделись несколько лет. На его лице солнцезащитные очки, когда он поет. Похоже, эта фотография была сделана во время концерта. Мне не нужно смотреть в его глаза, я и так знаю, что увижу.
Он изменился. Так же, как изменилась я.
Я провожу пальцем по овалу его лица, по острым чертам, которые сформировались за годы. По его загорелой коже и темно-каштановым волосам. Мне кажется, что я действительно могу прикоснуться к нему, пока пальцем скольжу по этому листу гладкой бумаги.
Только вот не могу.
В нем есть какая-то тяжесть, которую я чувствую сквозь страницы. Печаль и гнев сквозят в том, как он держится.
Страницы сминаются в моих пальцах, я прижимаю журнал к груди, опускаю голову и тихо всхлипываю.
Он встретил кого-то.
Он пошел дальше.
— Мисс, Вы в порядке?
Не обращаю на него внимания, пользуясь моментом, чтобы оплакать потерю, которая, как я знаю, ушла навсегда. Думала, что мы были родственными душами. В глубине души всегда надеялась, что однажды мы снова будем вместе. И даже не задумывалась об этом, просто полагая, что наши сердца едины. Я не ожидала, что Роман встретит кого-то еще. Найдет ту, кому отдаст свое сердце.
Может, мне не стоит придавать этому слишком большое значение, но если об этом знают СМИ, значит, все серьезно, верно?
У меня снова перехватывает дыхание, и мне хочется упасть на колени и завыть. Но я этого не делаю. Просто шмыгаю носом, сжимая журнал, и мечтаю, чтобы страницы поглотили меня целиком.
— Вам нужно, чтобы я кого-то позвал? — спрашивает мужчина за стойкой.
Я качаю головой, отрываясь от страниц. Расправляю журнал, как могу, и кладу обратно на стойку. Журнал мятый и мокрый, и он мне не нужен. Я разворачиваюсь и ухожу, держась спиной к прилавку.
Я знаю, что мне нужно сделать.
— Подождите, Вам нужны ваши вещи?
Я не обращаю на него внимания, продолжая идти обратно к стойке регистрации. Глаза наполняются слезами, они текут по щекам. Кто-то подходит и спрашивает, все ли со мной в порядке, но я игнорирую его. Мой разум пуст, я словно зомби. И больше не чувствую прохладного воздуха. Не чувствую холодного кафеля под босыми ногами.
Я ничего не чувствую.
Снова стою в очереди, и слезы, которые текут из моих глаз, кажутся бесконечными. Я не вытираю их, чувствуя, что они заслуживают справедливости. Они тоже заслуживают скорби. Это будет последний раз, когда плачу из-за Романа Холла. Я собираюсь воспользоваться этим временем.
Дама за стойкой регистрации склоняет голову набок, когда снова видит меня. Ее глаза расширяются, когда она видит мое заплаканное лицо.
— Вы в порядке? — Она встает со своего места и наклоняется над стойкой, как будто может мне помочь.
Никто не может мне помочь.
Я кладу билет обратно на стойку и подталкиваю к ней.
— Я бы хотела обменять свой билет.
Женщина хмурится.
— Куда бы Вы хотели полететь?
— На Гавайи.
Она пристально смотрит на меня мгновение, затем садится обратно и снова начинает щелкать.
— Есть рейс, который вылетает на Мауи через час.
— Я возьму его, — чувствую, как внутри у меня все замирает, когда эти слова слетают с моих губ. Я уже не уверена, что хочу этого, но знаю одно.
Раньше дом был там, где был Роман.
Теперь, когда он отдал свою любовь, свое сердце, свою душу кому-то другому, у меня больше нет дома.
И я чувствую себя такой потерянной, как никогда в жизни.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
РОМАН
1999
— Мы будем скучать по тебе, Роман. Не пропадай, — говорит мне мой психотерапевт, мистер Хайд, беря меня за руку. Он крепко пожимает ее, а другой рукой берет меня за предплечье и крепко сжимает бицепс. Его светлые волосы кажутся желтыми под солнцем Флориды, они идеально зачесаны набок, и ни один волосок не выбивается из прически. Мистер Хайд — перфекционист, и, честно говоря, ему, наверное, нужна собственная терапия. Но он привел меня туда, где я сейчас, так что не могу жаловаться.
Последние шесть месяцев, проведенные на лечении, были лучшим, что я когда-либо сделал. Мне вообще не хотелось этого делать. Но я приехал сюда с болью в сердце. Лечение было согласовано между моим менеджером, родителями и парнями. Они считали, что мне это необходимо, даже если я на каждом шагу отрицал, что у меня есть проблемы. Но, выйдя отсюда, должен сказать, что это, возможно, лучшее, что я когда-либо делал для себя.
Шесть месяцев назад я находился в самом мрачном периоде в своей жизни. Единственными средствами к существованию, которые у меня были, были наркотики и секс. Шумная рок-н-ролльная жизнь и известность давали мне топливо продолжать жить. Но понимаю, что это было нездорово, потому что я был болен изнутри.