— Расскажи мне, что случилось на Гавайях. Что заставило тебя позвонить мне?
Я закрываю глаза.
— У тебя все еще есть тот медиатор, который я тебе подарила? Тот, на котором я выгравировала наши инициалы?
Кровать прогибается, когда Роман встает, и я слышу, как выдвигается и задвигается ящик. Кровать снова прогибается, и я открываю глаза
Передо мной медиатор. Потертый и изрядно потрепанный, но я все еще вижу выгравированные в центре инициалы «Р & Л». Я беру медиатор, ощущая, насколько шероховатой стала его текстура за прошедшие годы.
— Не могу поверить, что он до сих пор у тебя, — шепчу я.
— Я никогда не играл без него.
Роман забирает медиатор обратно, скользя взглядом по моей шее.
— Похоже, я не могу сказать того же о тебе, — говорит грустным голосом Роман, немного разочарованный этим фактом.
Тянусь рукой к тому месту, где столько лет лежал его кусочек золота. Мне кажется, что часть меня пропала, и так оно и есть.
— Так и было, до вчерашнего дня.
— Что случилось?
Мой нос горит, а из уголков глаз текут слезы. На этот раз он не вытирает их, ожидая моего ответа.
— Уилли изнасиловал меня.
Его глаза расширяются, а шея становится ярко-красной. Я наблюдаю, как его кулаки зарываются в простыни, сжимая их между пальцами.
— Что?
— Я…
— Нет, я имею в виду, что? Я думал, ты оставила его в Калифорнии.
Я киваю.
— В итоге он приехал на Гавайи. Когда Уилли нашел меня, он был... другим. Он употреблял.
Больше ничего не говорю, неуверенная, что Роман хочет знать. Мне не хочется снова переживать это, но я знаю, что должна кому-то рассказать. Мне нужно рассказать Роману.
— Расскажи мне, — это все, что он говорит.
— О-он пришел ко мне домой. Я убежала, н-но Уилли напал на меня на пляже. В следующий раз, когда я убежала, бросилась в океан. Он с-сорвал с меня ожерелье. Я схватила его и набросила ему на шею... — У меня учащается дыхание, и я прижимаю руку к груди, чувствуя тошноту и чертову грусть. Он забрал мое ожерелье.
Уилли забрал многие частички меня, когда погрузился на дно океана.
— Я накинула ему на шею петлю и тянула, пока он не утонул. Я убила его, — шепчу я.
— Ты убила его, — говорит он. Не вопрос. Это утверждение.
Я киваю, моя челюсть дрожит от страха. Что, если он возненавидит меня за то, что я сделала?
Роман поднимает палец, соскальзывая с кровати.
— Я сейчас вернусь.
Мои глаза расширяются, паника заставляет меня потеть.
— Куда ты идешь?
Роман не отвечает, захлопывая за собой дверь. Мгновение спустя я слышу грохот в коридоре. Он громкий, как будто это произошло прямо за дверью.
Я подскакиваю, вздрагиваю всем телом и глубже заворачиваюсь в простыни. Натягиваю их до шеи, неуверенная, стоит ли мне пойти проведать его или нет.
Дверь со скрипом открывается, и я поднимаю взгляд, видя, как входит Роман. Его лицо обращено к полу, в глазах растерянность. Он потирает рукой затылок, а другую сжимает в кулак. Сжимает и разжимает. Я снова и снова наблюдаю за тем, как Роман сжимает и разжимает кулак.
Роман поднимает взгляд и смотрит на меня. В его глазах столько эмоций, но самая заметная из них — абсолютная опустошенность. Он выглядит уничтоженным.
Подходит к кровати, и его бедра прижимаются к одеялу.
— Я бы хотел, чтобы ты никогда не уходила. — Его голос прерывается, слова застревают в горле. — Я бы хотел, чтобы ничего этого с тобой не случилось. Хотел бы вернуться назад, забрать всю боль, которую ты пережила и которую, должно быть, чувствуешь сейчас.
Роман наклоняется, проводит рукой по моей обнаженной шее, и я вижу в его глазах желание, чтобы ожерелье снова появилось на моей коже.
— Я бы сделал все, что угодно, чтобы избавить тебя от бремени, которое ты несешь, но я не могу. Все, что я могу, — это нести его вместе с тобой, помочь тебе снять этот груз с плеч. Ты позволишь мне сделать это, Луна? Позволишь мне помочь тебе перенести твою боль?
Рыдание вырывается из моей груди. Я чувствую, как оно нарастает. К тому времени, как оно вырывается из моего горла, слезы текут по моим щекам, а все мое тело сотрясает дрожь.
— Пожалуйста, Роман. Пожалуйста, помоги мне.
Больше всего на свете я хочу, чтобы Роман был рядом со мной. Тот факт, что он хочет меня, после всего, что я ему рассказала, заставляет мою грудь гореть от правды.
Он действительно моя родственная душа.
Я чувствую это в каждом прикосновении. Со временем электричество между нами только усилилось. Когда мы не касаемся друг друга, когда мы не рядом, возникает боль. В тот момент, когда мы касаемся друг друга, боль рассеивается. Она исчезает, и я снова чувствую себя цельной. Разбитые кусочки моей души постепенно заживают, они снова начинают собираться воедино.
И все это благодаря Роману.
Он забирается на кровать, вытаскивает меня из-под простыней и усаживает к себе на колени. Мои ноги свисают с его талии, и я обвиваю руки вокруг его шеи. Роман зарывается пальцами в мои волосы и опускает голову к моей обнаженной шее. Он целует то место, где когда-то лежало мое ожерелье, и на глаза наворачиваются новые слезы. Я наклоняюсь вперед, уткнувшись носом в его каштановые локоны.
Его губы впиваются в мою кожу, теплые, пухлые и такие чертовски любящие.
— Я куплю тебе другое. Я куплю тебе все ожерелья с пуантами в мире.
Я хмурюсь.
— Я не хочу другое ожерелье. Они не будут такими же.
Роман поднимает голову, его покрасневшие глаза встречаются с моими.
— Что же мне тогда делать? Чего ты хочешь?
Я провожу пальцами по его подбородку, танцую по заросшей щетиной щеке. Какой же он теперь мужчина. Так сильно отличается от того, каким он был раньше. Но и такой же. Мой Роман все еще в этом теле. Мое сердце по-прежнему чувствует себя как дома, когда я рядом с ним. Мы выросли, но мы именно там, где должны быть.
— Мне нужен только ты. Я хочу только тебя.
Роман опускает взгляд к моим губам, и это занимает всего секунду. На его лице мелькает нерешительность, прежде чем Роман наклоняется вперед и целует меня. У меня снова текут слезы, они падают на его лицо и стекают между нашими губами. Он откидывается назад, слизывая мои соленые поцелуи со своего рта, затем возвращается ко мне и снова впивается в мои губы жадным поцелуем.
Это как возвращение домой.
У меня в груди все сжимается от волнения, и я не могу ничего сделать, кроме как плакать. У меня все горит внутри, такое чувство, что я парю и, наконец, приземляюсь на землю одновременно. Нет ничего лучше, чем покалывание в пальцах, чем когда мое сердце бьется так сильно, что кажется, будто оно расширяется по всей грудной клетке. Мое тело согревается, и все сомнения в моей жизни рассеиваются.
Единственное, что знаю, это то, что я нахожусь именно там, где и должна быть.
— Роман... — бормочу я ему в губы.
Он отрывается от моих губ и смотрит на меня.
— Что случилось? — В его глазах беспокойство, в карих радужках мерцает озабоченность.
Я провожу ладонью по его щетине.
— Я люблю тебя. Я чертовски сильно тебя люблю.
Роман замирает, сжимая челюсти от нахлынувших эмоций. Его ноздри раздуваются, и я наблюдаю, как он на мгновение перебирает слова на языке, думая, что сказать.
Ожидание пронзает мою грудь.
— Я люблю тебя, Луна. Много лет назад я сказал тебе, что буду любить тебя вечно. И сейчас я говорю тебе, что буду любить тебя вечно. Каждый сантиметр, каждый кусочек, каждый вздох. Мне все равно, что ты сделала. Мне все равно, что ты делаешь. Моя душа — это твоя душа. Твоя душа принадлежит мне. Наша любовь — это наша любовь, и расстояние, время и ошибки этого не изменят. Настоящая любовь не разрушается со временем, потому что в тот момент, когда она снова соединяется, становится только сильнее. Таковы мы, Луна. Наша любовь может выдержать все. Я знал это, когда мне было семь, я буду знать это, когда мне будет восемьдесят. Я чертовски люблю тебя, Луна. Сейчас и всегда.