— Сейчас и всегда, — говорю я сквозь слезы.
Вздохнув, забираюсь обратно на кровать и сворачиваюсь калачиком под простынями.
— Расскажешь мне о том, как ты провел время? Что ты делал, пока меня не было? Ты еще играешь? Как ребята?
Роман водит медиатором взад-вперед по пальцам. Как будто его пальцы — это струны на гитаре.
— Вообще-то мы разошлись почти три года назад. Но с ребятами все хорошо. Лонни живет в Сан-Диего в нашей старой квартире. Флинн и Клайд вернулись в Висконсин. Не разговаривал с ними уже несколько месяцев.
— Почему вы разошлись?
Роман качает головой.
— Разве ты не слышала?
Я прикусываю губу.
— Я сделала все возможное, чтобы держаться подальше от СМИ. Я... я не знала, что меня ждет. К тому же, когда живешь на пляже, довольно сложно найти телевизор.
Роман хмурится, почесывая челюсть.
— Я, э-э, в конце концов, оказался в довольно плохом положении. Я употреблял, и все стало очень плохо. Сломал гитару на сцене. Это был мой самый тяжелый момент. — Роман выглядит смущенным, как будто ему должно быть стыдно за свои поступки.
— Почему ты был в плохом положении? — спрашиваю я, и с каждым мгновением в моей груди становится все тяжелее.
Он смотрит на меня, в его глазах печаль и скорбь.
— Разве это вообще вопрос? Разве это неочевидно? Мой разум, мое сердце, все было разрушено, потому что у меня не было тебя. Я не знал, где ты. Понятия не имел, жива ли ты вообще. Я написал тебе столько долбанных писем, Луна. Почему ты не ответила ни на одно из них? Ты что, не видела их? Ни одного?
Я в замешательстве качаю головой.
— Нет, я не получала никаких писем.
Меня осеняет осознание.
— Я забыла пароль от электронной почты «лулулуна», и мне пришлось завести новую почту.
Он выглядит немного опечаленным этим фактом, но и немного облегченным.
— А что? Ты отправил много писем?
Роман съеживается.
— Тебе лучше не знать. Было много плохих ночей, когда я ждал твоего ответа. Наверное, к лучшему, что ты не можешь их прочитать.
Вспоминаю, насколько мрачной я становилась в некоторые моменты, и задаюсь вопросом, насколько глубокой стала его тьма. Была ли его боль такой же глубокой, как моя. Судя по всему, боль в моей душе была похожа на его. Наши боли пробирали до костей, и это только начало нашего исцеления.
— Итак, если группа распалась, чем ты теперь занимаешься?
При этих словах его лицо озаряет гордость, которой я не видела уже много лет.
— Я работаю в департаменте пожарным.
Мои глаза расширяются, и мне почти хочется смеяться.
— Ты теперь пожарный? Никогда бы не подумала.
Он пожимает плечами.
— Когда я проходил лечение, это было единственное, что казалось интересным в то время. Помогать другим, наверное.
Я киваю, представляя его в форме, спасающего котят с деревьев и помогающего старушкам выбраться из горящих зданий.
Роман поворачивается ко мне, и на его лице отражается серьезность.
— А что насчет тебя, Луна? Что ты хочешь делать сейчас?
Я думаю об этом. Чем действительно хочу заниматься. Самое сложное, что я знаю, чего хочу. Всегда этого хотела, просто притворялась, что мне это неинтересно, но какая-то часть меня уже много лет страдает, скучая по тому, что я люблю.
— Я хочу танцевать.
На его лице появляется улыбка, большая и порочная.
— Ты даже не представляешь, что это со мной делает.
Я улыбаюсь, но тут же хмурюсь.
— Не знаю, чем бы я стала заниматься. Джульярд никогда не примет меня обратно. Да и танцевать я теперь, наверное, не умею.
Роман качает головой.
— Я чертовски в этом сомневаюсь.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Может, мне стоит довольствоваться чем-то небольшим. Например, поступить в местный колледж и стать учителем танцев или кем-то в этом роде.
Роман обхватывает ладонями мои щеки, поворачивая мое лицо так, чтобы я смотрела ему прямо в глаза.
— Луна, черт возьми, никогда не сдавалась. Какого черта ты вообще решила на чем-то остановиться? Это не про тебя, Луна. Не унижайся ни перед кем. За хрен знает что. Если ты хочешь танцевать, ты идешь танцевать. Если ты думаешь, что хочешь поступить в Джульярд, ты идешь туда и требуешь чертово прослушивание.
От этой мысли у меня в животе порхают бабочки. Я так сильно хочу этого, но боюсь, что меня пошлют, что меня отвергнут...… Не знаю, как смогу оправиться. Мысль о том, что я оставляю что-то, что было моей страстью, сожалею об этом, пытаюсь это спасти и теряю свой шанс, мучительна.
Я бы истекла кровью на ступеньках.
— Мне нужно подумать об этом.
— Ты подумай, но я знаю тебя, Луна. Ты снова будешь танцевать. Я знаю это.
Я устраиваюсь на кровати, и Роман ложится рядом со мной. Подперев голову рукой, он смотрит на меня. Мы говорим обо всем. О каждой детали нашей разлуки. О каждом нашем шаге, о каждом вздохе. Не было ни одного момента, о котором бы мы не говорили.
Мы наверстывали упущенное время.
Мы разговаривали, пока не наступила ночь, и комната снова не погрузилась в темноту. Мы прервались только для того, чтобы Роман заказал пиццу. Ели в постели, держа коробку с пиццей между собой, и наши пальцы были перепачканы жиром, пока Роман рассказывал мне о наших семьях. Роман не видел моих родителей много лет, но наши родители по-прежнему часто общаются, и он говорит, что у них все хорошо.
Это заставило меня расплакаться.
Я собираюсь позвонить им завтра. Собираюсь извиниться и сказать им, что я дома. Что больше никогда так с ними не поступлю.
Я улыбаюсь до боли в челюсти. Затем мы сворачиваемся калачиком под простынями, и Роман обнимает меня. Он обхватывает все мое тело. Я прижимаюсь к нему, наслаждаясь его твердостью, мужественностью, в которую он превратился. Я засыпаю в его объятиях, меня окутывает аромат Романа, и его любовь исцеляет меня.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
ЛУНА
Я просыпаюсь от звука телефонного звонка. Роман переворачивается на другой бок, отпускает мою руку и берет трубку домашнего телефона, лежащего на прикроватной тумбочке.
— Алло? — Его хрипловатый голос так опьяняет. Мое сердце замирает, и я прижимаюсь к его боку. Кладу голову ему на грудь и слушаю, как его голос вибрирует прямо у меня в ухе.
— Сейчас? Какой статус? — становится серьезным Роман, слегка приподнимаясь на кровати. Я наклоняю к нему лицо и наблюдаю, как он поднимает руку, потирая заспанные глаза.
— Да. Я уже еду. — Он вешает трубку, роняет голову обратно на подушку и издает стон. Поворачивая голову ко мне, Роман убирает с моего лица темные волосы, обхватывая рукой мою щеку. — Я хотел остаться сегодня дома, с тобой, но у меня срочное дело. Мне нужно идти.
— Что случилось? — хмурюсь я.
— В нескольких квартирах рядом с Центральным парком обнаружен угарный газ. Я не знаю, как долго меня не будет. Нужно всех эвакуировать из здания, — гримасничает Роман. — С тобой все будет в порядке? Не хочу оставлять тебя здесь одну, но я не могу взять тебя с собой.