— Нет! Она мне не нравится, Флинн. Это мерзость.
«Мерзость».
Внезапно мне кажется, что это напоминает мой ночной кошмар, когда я наглоталась песка. Мне трудно глотать, язык распух, а глаза стали влажными. Все вокруг меня расплывается.
— Держи, — бормочу я, передавая скакалку обратно Норе.
«Мерзость».
— Подожди, Луна, — в голосе Норы звучит паника.
Я качаю головой, обхожу ее и бегу домой. Ветер касается моего лица, и слезы стекают по вискам.
— Луна! — кричит мне вслед Роман.
Я не отвечаю ему. Не оборачиваюсь. Просто смотрю на свой маленький коричневый домик, пока это слово, произнесенное Романом, играет в моей голове, как заезженная пластинка.
«Мерзость, мерзость, мерзость, мерзость».
— Я скажу маме! — кричит Нора Роману.
Это последнее, что я слышу, прежде чем захлопнуть входную дверь. Я оставляю всех снаружи, но каким-то образом голос Романа, говорящий слово «мерзость», уже сжимает мое сердце.
Я впиваюсь коленями в грубый ковер, стоя у окна и глядя на озеро. Этим вечером немного ветрено, вода разбивается о берег громче, чем обычно. Мои шторы развеваются на ветру вокруг меня. Если бы я оглянулась через плечо, держу пари, они выглядели бы как накидка на моей спине. Как будто я лечу по небу.
Мои локти упираются в подоконник, подбородок покоится на ладонях.
Я была в своей комнате, с тех пор как забежала в дом. Мои родители пришли проведать меня. Хотели, чтобы я поужинала с ними. Мне не хотелось. Не хотелось разговаривать, и я ни в малейшей степени не была голодна. Моя мама могла сказать, что что-то не так, но мне не хотелось говорить об этом.
Мой лучший друг считает меня отвратительной.
Не хочу плакать из-за него, но мне было больно, когда Роман сказал эти слова. Я бы никогда не сказала о нем ничего плохого, но он так быстро обозвал меня перед своими друзьями.
Солнце зашло за озеро, отражение луны искажается, двигаясь по воде. Я смотрю, как отражение покачивается и танцует, мерцающее и непринужденное, с тяжелым сердцем и, возможно, немного опустошенным.
Тень крадется вдоль моего дома, и я могу сказать, кто это, еще до того, как вижу его. Собираюсь закрыть окно, но мои руки не слушаются меня. Смотрю, пока он не появляется снаружи моего дома, в то время как я остаюсь стоять на коленях внутри. Роман выглядит грустным, раскаивающимся, как будто это я сказала гадость, а не он.
«Как он может быть грустным?»
— Чего ты хочешь? — ворчу я, переводя взгляд обратно на воду.
Мне не нужна фальшивая дружба Романа. Если он хочет быть моим другом, хорошо. Но если собирается притворяться, а на следующий день издеваться надо мной, то я вообще не хочу с ним дружить.
— Мне очень жаль, — стонет Роман, и я не могу удержаться, чтобы не посмотреть ему в глаза. Его губы опущены в хмурой гримасе. — Мне так жаль, Луна. Мои друзья глупые.
Я моргаю, глядя на него.
— Я глупый. Я не должен был соглашаться ехать на своем велосипеде или позволять им ехать на своих велосипедах рядом с тобой. Это было очень глупо. Ты могла пострадать.
Я снова моргаю.
Он моргает в ответ.
— Что я упускаю?
— Ты назвал меня мерзкой! — кричу я на него, мой гнев за прошедший день вытекает из меня, как волны на пляже. — Ты назвал меня мерзкой! — повторяю я, хлопая по подоконнику, на этот раз мои глаза наполняются слезами. — Как ты мог так поступить?
Он хмурится еще сильнее.
— Я не это имел в виду.
— Но ты это сказал, — всхлипываю я.
Роман просовывает руки в мое окно, хватая меня за предплечья.
— Я не это имел в виду. Это не то, что ты думаешь.
Я вырываю руки из его хватки.
— Что ты имел в виду? Твои друзья спросили, нравлюсь ли я тебе, а ты сказал, что я мерзкая.
— Они имели в виду, нравишься ли ты мне. Больше, чем друг.
Тишина.
Мне слишком стыдно говорить, что эти слова все еще ранят. Яд от его слов все еще горит в моих венах, хотя я начинаю понимать, что он имел в виду.
Я нравлюсь ему как друг.
Не больше.
— Неужели я настолько отвратительна для тебя, что ты не можешь видеть во мне ничего, кроме друга?
Роман морщит лицо. Затем замирает, несколько раз моргает. Его длинные ресницы закрывают загорелые щеки, а челюсть отвисает.
— А ты? — спрашивает он, выпячивая подбородок вперед.
Должна ли я сказать ему, что да, он мне действительно нравится больше, чем друг? Что любовь, которую вижу в своих родителях, — это то, как я надеюсь когда-нибудь полюбить его? Что, возможно, могла бы любить его больше, чем любовь, которую, как я вижу, разделяют мои родители? Что общение с ним в течение всего лишь пары месяцев дало мне такие чувства, каких никогда не испытывала раньше? Мальчики всегда были козявками, задирающими задницы, грязными вонючками, которые бесят меня больше всего на свете. Но с Романом?
С Романом все по-другому.
Или я лгу?
— Ты просто мой друг, разумеется, — закатываю глаза, даже если в процессе у меня сводит желудок.
Роман улыбается, слегка кривя губы, когда наклоняется, кладя руку на подоконник. Потом сначала просовывает одну ногу внутрь, затем другую. И Роман оказывается передо мной. И хотя мой желудок скручивает от боли, которой никогда раньше не испытывала, я улыбаюсь, и он заключает меня в свои объятия, впервые в жизни обнимая меня.
Мое тело содрогается изнутри, хотя я знаю, что все еще нахожусь снаружи. Его тело горячее, как будто у него жар или что-то в этом роде. Полное противоречие с моим собственным телом, пальцы на ногах которого — вечные кубики льда.
— Прости, если я огорчил тебя, Луна, — выдыхает Роман мне в волосы, его голос приглушен моими локонами. При каждом его вдохе у меня щекочет уши.
— Все в порядке. — Мой голос звучит сдавленно, и мне кажется, что он крепко сжимает мое сердце. Его запах тоже стал таким знакомым. Сочетание солнцезащитного крема и песка. Это так идеально, и мне от этого грустно.
Я высвобождаюсь из его объятий, разворачиваюсь и иду к своей кровати. Забираясь под одеяло, незаметно вытираю глаза розовой наволочкой, прежде чем повернуться к нему лицом.
— В чем дело?
Я даю ему частичку честности, даже если это не вся правда.
— Я боюсь школы. Потому что никого не знаю.
Роман плюхается на пол, и я бросаю ему его обычную подушку. Он устраивается поудобнее, подложив руки под голову, опираясь локтем на подушку, чтобы по-прежнему видеть меня.
— Тебе не о чем беспокоиться. Я защищу тебя в школе.
— Даже от своих друзей? — Я приподнимаю брови. Не похоже, что что-то встанет между ним и его друзьями.
Он прищуривается.
— Они ничего не сделают.
Я пожимаю плечами, не совсем уверенная, верить ему или нет.
— С тобой все будет хорошо, Луна. — Роман убирает руку из-за головы, и засовывает под подушку, чтобы приподняться еще выше.
Я переворачиваюсь к нему спиной, уткнувшись носом в подушку. Но не могу побороть нервозность в животе. Это происходит каждый раз, когда я начинаю учиться в новой школе. Ничего не могу с этим поделать.
— Луна! — кричит мама из коридора. — Пора идти! Харпер ждет тебя на улице!
Я потираю живот, нервы за последнюю неделю только еще больше натянулись. Сегодня утром ощущения настолько сильные, что мне даже кажется, что меня может стошнить.