Все, о чем я могу думать в этот момент, — это о хорошей ванне. Мне нужно размять мышцы в горячей воде. Нужно приложить к ним лед. Но теплая вода, обволакивающая мою кожу, — единственное, о чем я думаю.
Проходит совсем немного времени, и такси останавливается у квартиры Романа. Я даю водителю немного денег из кошелька и беру свою сумку, а затем ковыляю к лифту. Прислоняюсь к перилам, снимая как можно больше нагрузки с ног.
Я тренируюсь с особой тщательностью. Мне так хочется получить эту стипендию, что сделаю все возможное. Если это означает, что все тело будет в кровоподтеках и синяках, что ж, считаю, оно того стоит.
Я достаю ключ из сумочки, отпираю дверь и вижу, что квартира пуста. Роман очень занят на работе. Население Нью-Йорка часто звонит в экстренные службы в нерабочее время. У него тоже нет расписания. Если ему звонят, Роман должен немедленно ехать. Неважно, в какой день или час.
Роман выглядит очень уставшим, длинный, нестабильный график, похоже, берет над ним верх. Но в нем также есть уверенность, как будто то, что он помогает людям, приносит ему удовлетворение, которого не приносило занятие музыкой.
Я думаю, музыка всегда будет частью его души. У него до сих пор есть гитара, спрятанная в шкафу. Еще не видела, чтобы Роман ее доставал, но я его заставлю. Когда-нибудь. Не думаю, что он еще готов, но это случится. Я позабочусь об этом.
Я бросаю сумку прямо у двери и иду прямиком в ванную, по пути раздеваясь. Наклонившись, вставляю пробку в слив и поворачиваю ручку до упора на горячую. Затем беру две бутылки, которые находятся сбоку, и щедро добавляю в воду пену и лаванду.
Я жду, пока ванна наполнится до краев, и нажимаю на прозрачную ручку, перекрывая воду. Сначала опускаю в воду пальцы ног, и шиплю сквозь зубы, когда мыло попадает в порезы, вызывая сильный ожог на ступне. Я прикусываю губу, прижимаю ладонь к прохладному кафелю на стене и погружаюсь в горячую воду, пока не касаюсь задницей дна.
Затем я вздыхаю.
Вода доходит мне до груди, небольшими волнами набегает на шею. Я закрываю глаза и прислоняюсь затылком к стенке ванны. Мои мышцы расслабляются с каждой секундой, и я с облегчением вздыхаю.
Не знаю, сколько времени прошло. Кажется, я даже заснула, но звук открывающейся входной двери заставляет меня приоткрыть глаза. На моей коже блестит пот. Я вытираю верхнюю губу, а от приближающихся шагов становится еще теплее на коже.
Роман.
Он намного больше, чем я когда-либо представляла. Мое сердце всегда билось в унисон с его. Мы всегда были в гармонии, с момента нашей встречи это никогда не вызывало сомнений. Но со временем наша любовь, наша потребность друг в друге стали только сильнее. Сейчас, будучи взрослым человеком, я не могу представить себе ничего подобного. Наша любовь не угасла за время разлуки. Его любовь еще глубже укоренилась во мне. Он может читать каждую мою эмоцию так же, как я могу читать его.
То, что у нас есть, — это гораздо больше, чем любовь. Это намного глубже. То, как сильно мы любим друг друга, почти причиняет боль. Нет ничего подобного. Я не думаю, что кто-либо в истории Вселенной испытывал такую любовь, как у нас. Мы с ним — один на миллион.
— Луна? — хриплым голосом окликает меня Роман.
Я поднимаю голову, наклоняюсь в сторону и беру кусок мыла.
— Я здесь.
Дверь со скрипом открывается, и появляется он. Роман выглядит таким уверенным в себе. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на него. Он высокий, более метра восьмидесяти ростом. Его волосы с годами менялись от длинных до коротких. Сейчас они средней длины. Немного длинноваты, немного неаккуратны, в стиле Романа.
С тех пор как он стал пожарным, у него появилось телосложение, которого никогда не было раньше. Его грудь и руки стали более рельефными за эти месяцы. Он всегда был сильным, мог поднять меня так, будто я ничего не вешу, но сейчас тот стал намного больше. Все в нем просто... Намного. Больше.
— Как прошла тренировка? — спрашивает Роман, заходя в ванную. Он опускает крышку унитаза и садится на нее.
Я закидываю ногу на ногу, показывая ему свою мокрую ступню. Она вся в пузырях пены, но покрытые синяками и кровоточащие пальцы проступают сквозь нее.
Он хмурится, опускаясь на колени, чтобы получше рассмотреть. Роман хватает меня за ногу, его пальцы впиваются в мою кожу, когда притягивает ее ближе к себе.
— Луна, — морщится он, — это выглядит ужасно.
— Чувствуется ненамного лучше, — бормочу я.
Он нажимает пальцем на потрескавшийся ноготь, темно-фиолетовый становится болезненно-белого оттенка.
— Он может отвалиться, — поворачивает ко мне голову Роман, на его лице отражается беспокойство и печаль.
Я качаю головой.
— Я просто заклею его.
Роман вздыхает, опуская мою ногу обратно в воду. Взяв кусок мыла, он намыливает его в руке и начинает водить им по моей ноге.
— Мне не нравится, что ты вот так травмируешься. Ты слишком напрягаешься.
Я наклоняюсь к нему, запуская влажные пальцы в его волосы на затылке.
— Это временно. Мне просто нужно пройти прослушивание через несколько месяцев. Независимо от того, поступлю я или нет, потом все будет не так плохо.
— Ты поступишь, — говорит Роман с такой уверенностью. Как будто ни в чем на свете он не уверен больше.
— Не знаю, — хмурюсь я. — Иногда думаю, не слишком ли поздно. Не слишком ли я стара для этого.
Не знаю, почему я говорю ему об этом сейчас, после того как держала все в себе, но как будто в тот момент, когда он рядом, вся моя неуверенность, все мои тревоги просто вытекают из меня.
Роман растирает мыло по моим голеням, по подошвам моих ноющих ступней. Он уделяет этому больше времени, массируя изгиб моей ступни, подушечки его пальцев грубо надавливают. Я издаю слабый стон.
— Любой был бы гребаным идиотом, если бы не дал тебе стипендию. Мало того, что ты охренительно талантлива, так еще и твоя преданность делу доказывает им, что это чертовски много значит. Не думаю, что я когда-нибудь смог бы так стараться или работать, как ты, только чтобы доказать им и себе, что они неправы.
Я пожимаю плечами, наблюдая за его руками, когда он переходит к другой ноге.
— Я не знаю. Наверное, у меня просто нет такой надежды, как раньше. Раньше танцевать было так легко, никакой боли, вообще ничего. Это не требовало усилий. Теперь я чувствую, что мне трудно танцевать. Чувствую боль, — качаю головой. — Может быть, я веду себя глупо?
Роман отпускает мою ногу, поднимается к бедрам и массирует их, затем проводит руками по моей талии.
— Я не думаю, что ты ведешь себя глупо. Думаю, что ты ведешь себя как человек.
— Мне не нравится быть человеком, — надуваю губы я.
Он усмехается.
— Ну, думаю, у меня есть новости, которые могут тебе понравиться.
Это меня подбадривает.
— Что это?
Роман скользит рукой вверх по моему боку, пальцы танцуют по внешней стороне моей груди. Мои соски напрягаются, едва заметные сквозь мыльную воду. Но Роман задерживается на них, слегка высовывая язык, чтобы облизать губы.
— Это сюрприз, — шепчет он, проводя пальцами по моей груди и слегка пощипывая сосок. Я выгибаю спину, и вода бьется о борт ванны при моем движении.
— Пожалуйста, — хнычу я, нуждаясь в нем.
Он держится от меня на расстоянии, в то время как все, чего я хочу, — это он. Роман это знает. Знает, как отчаянно я хочу прижать его к себе. Он нужен мне. Мне нужна каждая его частичка, но он не хочет делать этот шаг. Это страшно, мучительно, больно.